Между черным и белым. Эссе и поэзия провинции Гуандун

В тот момент машин было еще совсем мало, грузовики не ездили, и лишь прохожие толкали перед собой тачки. Еще попадались велосипедисты вроде нас, а в целом на дамбе царил покой. По обе стороны дороги посадили серебристые тополя, стволы деревьев были прямыми и серовато-белыми, среди зелени проступали желтые листья. Тополя тянулись ввысь аккуратными рядами, отчего возникало ощущение величественного ритуала. На склоне дамбы росли софоры и смоковницы. На смоковницах среди листвы виднелось множество розовых метелок, это было очень красиво.

Я тогда уже была высокой, и родители относились ко мне как к взрослой. Я неплохо ездила на велосипеде, научилась давным-давно, лет в восемь. В то время ребятишки во дворе начали учиться ездить на велосипеде; если у кого-то дома был велосипед, то его выкатывали во двор, и все мы по очереди катались на нем. Тогда мы были маленькими, ноги еще не доставали до педалей, поэтому сначала мы научились крутить педали стоя. Если ребенок, сидя в седле, не мог достать до педалей, то он перекидывал ногу через раму и давил на педаль, проворачивая ее на полкруга, и велосипед ехал вперед. В самом начале обучения нужно было найти равновесие. Если ошибешься, то упадешь вместе с велосипедом и пассажиром. Я частенько падала и ходила с сине-фиолетовыми синяками и разбитыми в кровь коленками. Однако среди нас не было неженок, все были довольно крепкие, и если падали, то вставали и ехали дальше. Так продолжалось несколько лет, и в десять с небольшим мы все уже мастерски овладели искусством езды на велосипеде.

Сколько же ехать от папиной родной деревни до работы? Я не знаю, но мне кажется, целый день. Мы выехали на рассвете, а добрались затемно. Так что как минимум пятьдесят ли

[32]. Когда я думаю о том, что этот опыт значил для девочки-подростка, то до сих пор прихожу в ужас.

Через два часа у меня стала кружиться голова, одежда на спине насквозь промокла от пота, а ветер так и дул, обдавая холодом. Одежда высыхала, а потом я снова потела. Тогда я начала считать маленькие домики вдоль дамбы, которые стояли на некотором расстоянии друг от друга и в которых жили работники дамбы. Я считала: один, два, три… десять… двадцать. Подумала: «Уже насчитала так много, наверное, мы приехали».

А вот и нет. Взрослые по-прежнему крутили педали, никто не замечал, что я устала.

Ноги словно налились свинцом. Я снова принялась считать, на этот раз придорожные столбы, но и им конца не было.

Где же папина работа? Почему так далеко? Еще не доехали? Я уже немного отчаялась.

Взрослые невнимательны, они не понимали, что девочка-подросток уже совершенно измождена. Я хоть и была высокой, но лицом не худа, скорее, я была пышечкой. На самом деле моя полнота была нездоровой. Из-за тифа пострадали почки, а при почечной недостаточности становишься полным не от обжорства, а от выпитой жидкости. Родители не понимали, что подобная полнота не сулит ничего хорошего. Они считали, что у меня сил столько же, сколько у них, что я физически крепкая и запросто проеду несколько десятков ли на велосипеде. Постепенно я поняла, что здоровые люди не в состоянии понять страдания и боль тех, кто нездоров. Поставить себя на место другого очень непросто, пусть даже речь о твоих родителях и самых близких людях.

Когда можно будет остановиться? Неплохо бы передохнуть.

Мы ехали почти до полудня. Взрослые тоже утомились и стали искать место, чтобы отдохнуть и перекусить.

Все, толкая велосипеды рядом с собой, спустились вниз по склону и неподалеку, к югу от дамбы, нашли площадку для молотьбы, на краю которой росли деревья, дававшие тень. Сели, принялись есть припасенные лепешки да пить воду из армейских фляжек.

Мне есть совершенно не хотелось; я раздвинула один сноп соломы и уснула сразу же, стоило голове коснуться земли. Дети все-таки быстро восстанавливаются. Я немного подремала, отец меня разбудил, и когда я проснулась, то отлично себя чувствовала, перекусила, еще немного отдохнула, и мы поехали дальше.

После обеда я крутила педали механически. Дорога в основном шла прямо, редко-редко на ней встречались повороты. Кругом по-прежнему зеленели тополя, розовели цветы смоковницы и мелькали темно-серые строения. Но у меня уже не было настроения смотреть на все это.

Солнце заходило за гору. Постепенно сгущались сумерки. Мы двигались на восток. Заря и отсветы заходящего солнца остались за спиной. Еще один поворот на дамбе, спуск со склона, и, повернув еще несколько раз, мы, наконец, добрались до места.

Я рухнула на кровать и больше уже не могла подняться. Тело словно бы разваливалось на части. Я провалилась в сон и спала всю ночь и большую часть дня.

Каждый раз, как я вспоминаю о той поездке на велосипеде, у меня болит душа.