Между двух миров

Однажды она до поздней ночи проговорила с Ланни, и ее слова были полны бесконечной нежности, глубочайшей тоски ее сердца. Ничего нового она не сказала ему, да и не могла бы после стольких лет, проведенных вместе. Но она снова говорила ему о своей преданности и о счастье, которое он дал ей; ее благословение останется с ним. Под конец она попросила его уйти и хоть немного поспать. Он отсчитал ей таблетки, доза увеличивалась чуть не с каждым днем; пусть он положит их на ночной столик, она хочет, прежде чем их принять, написать письмо мальчикам. Ланни вышел в соседнюю комнату и прилег.

Он заснул глубоким сном. Когда он открыл глаза, было уже светло. Он вошел к ней в комнату, чтобы узнать, как она себя чувствует, и увидел, что она лежит неподвижно, закрыв глаза. Что-то подсказало ему истину. Он коснулся ее, она была уже холодная. Рядом на столике стояла пустая склянка из-под таблеток; видимо, Мари ночью встала, кое-как дотащилась до его комнаты, сунула руку к нему под подушку и взяла склянку. Добраться назад, опять улечься в постель — все это, наверно, стоило ей смертельных мук, но она все же преодолела боль. Она приняла все таблетки сразу, и теперь ее страдания кончились. За время болезни она не раз говорила ему: — Что бы ни было по ту сторону жизни, я освобожусь от рака, а ты — от сознания, что я страдаю. Подумай, какое это облегчение!

Что ему оставалось делать? Он положил пустую склянку в карман и решил, что эту тайну он унесет с собой в могилу. Незачем смущать мужа-католика и сыновей. Хирург, оперировавший ее, конечно, подтвердит смерть от рака.

Она оставила письмо сыновьям и маленькую записочку Дени: «Я прощаю все, и бог простит». И еще одну записочку — две строчки, вероятно, последние, написанные ею, едва различимые: «Прощай, любимый». И под этим, словно ей пришла на ум еще одна мысль: «Ангел божий». Вероятно, она имела в виду его, но он видел в этом ее подпись, конечно, она была ангелом для него, и она будет его сопровождать на всех путях его и в этой и в той жизни. Он положил записку в карман вместе со склянкой.

V

Вызвали сыновей, а также родственников Мари. Похороны были традиционные, французские, в деревенской церкви, построенной пятьсот лет тому назад, где хоронили весь род де Брюинов. Пожилой священник, бывший по праздникам гостем в замке, не задавал никаких вопросов относительно снотворных таблеток, а то, чего он не знал, не могло оскорбить ни его, ни небесные силы. Явились соседи, одетые в черное, как было прилично случаю; они столько сплетничали о ней при ее жизни, но после смерти она стала для них просто хорошей женщиной. Пришли и слуги, и деревенские лавочники, знавшие ее и уважавшие.

На семейной скамье де Брюинов сидело четверо мужчин в трауре, и когда они вышли из церкви попарно, старшие — впереди, все почтительно склонили головы.

Мари положили в семейном склепе, а ее близкие вернулись в замок. Ланни дал Мари обещание поговорить обо всем с мальчиками и теперь поджидал случая. Оказалось, что они знали тайну матери уже несколько лет, но относились к ней без горечи. Он сказал им все, что просила сказать им мать; он сказал, каких жен она желала бы для них, а от себя прибавил, что, вопреки общераспространенным взглядам, для юноши вполне возможно сохранить целомудрие, пока он не встретит женщину, достойную его любви. Он пригласил их в Бьенвеню и предложил помощь своей матери по части подыскания невест. Будучи французскими юношами, они не нашли в этом предложении ничего необычного.

Мари оставила завещание. У нее было очень немного собственных вещей; из них она завещала Ланни несколько картин и книг, которые он любил, а также кое-какие мелкие драгоценности — на память о ней. Дени просил его взять эти вещи, не дожидаясь, пока завещание будет формально утверждено. Ланни простился с плачущими слугами и родственниками Мари; по французскому обычаю, он обнял всех троих Брюинов и вспомнил при этом слова поэта: «Уехать — не значит ли в каком-то смысле умереть?» Не малая часть его жизни прошла в этой усадьбе, и еще большая часть его «я» умерла здесь. Когда он сел в автомобиль и выехал за ворота, — ему почудилось, что захлопнулся целый большой том «Жизни Ланни Бэдда».

КНИГА ШЕСТАЯ. ПРОТИВОЯДИЕ, ДАЮЩЕЕ ЗАБВЕНЬЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Гордость и предрассудки

I