Между двух стульев (Редакция 2001 года)

Петропавел обошелся без «лишнего раза»: он напрягся и через продолжительное время воскликнул:

– Я знаю, в чем Ваша несуразность!

– Мерси, – по-французски поблагодарил Гуллипут. – Я не подозревал, что во мне есть несуразность.

– Есть-есть! – бестактно подчеркнул Петропавел. – И вот в чем она состоит… По отношению к единичному наблюдателю, а я в данном случае такой наблюдатель, любой предмет должен иметь один и тот же размер!

– Должен? – вроде бы ухмыльнулся Гуллипут и тут же живо поинтересовался: – Это кто ж его обязал, единичный Ваш предмет? – Не дождавшись ответа, он продолжал: – Ладно… начнем с того, что я не предмет, а полноправное живое существо. И кроме того, чтобы Ваши рассуждения были справедливыми, наблюдатель сам должен тогда иметь один и тот же размер, кто б его к тому ни обязывал!

– Вот я один и тот же размер и имею, – с некоторой даже гордостью подытожил Петропавел.

– Это по отношению к чему же Вы имеете один и тот же размер, если минуту назад мы договорились считать Вас большим по отношению к камешку и маленьким по отношению к дубу?

– Я… – начал запутываться Петропавел, – я имею один и тот же размер по отношению… к другому единичному наблюдателю!

– Но Вас же сейчас никто не наблюдает! – воскликнул Гуллипут. – Если, конечно, не наделять способностью к наблюдению камешек или дуб.

– Меня лучше оставить в стороне: я-то уж точно Вас не наблюдаю, мне дела нет до Вас. – И, вероятно, для того, чтобы добить Петропавла, он закончил: – А если бы Вас наблюдали, то следовало бы определить размер Вашего наблю­дателя по отношению к третьему

наблюдателю, размер третьего – по отношению к четвертому… итак до бесконечности. Возникает вопрос: кто же станет последним наблюдателем и будет ли кто-нибудь наблюдать его? Петропавел чуть не разрыдался в ответ.

– Оставьте меня в покое, – еле выговорил он. – Мне плохо от Вас.

– Нет, это Вы оставьте меня в покое и дайте мне право не иметь определенного размера – хотя бы только потому, что его, как выяснилось, вообще никто не имеет! – выкрикнул Гуллипут ужасно гневно, а Петропавел вдруг вяло подумал: «Дался мне этот Гуллипут!.. Чего уж я так пекусь о его размерах?» – а вслух сказал:

– Да будьте Вы каким угодно! Мне все равно.

– Действительно! – подхватил Гуллипут. – Вы же не обязательно должны иметь обо мне одно мнение. Имейте два: «Гуллипут – очень маленький» и «Гуллипут – очень большой» – что Вам мешает?

– Противоречие! Противоречие мне мешает!

– С чего Вы взяли, что это противоречие? Нет тут никакого противоречия, если употреблять слова «большой» и «маленький» в так называемом реляционном значении… относительном значении, – пояснил он, заметив недоумение Петропавла. – Слова вообще нельзя употреблять в абсолютном значении: абсолютному значению ничто не соответствует в мире, где все относительно. Нет ни большого, ни маленького, нет ни прямого, ни обратного направления, ни правой стороны, ни левой, ни верха, ни низа! И ни завтра, ни вчера – тоже нет! Ничего нет. Вздохните же Вы наконец свободно! Более или менее.

Петропавел поднял голову кверху, потом опустил вниз:

– Верх и низ есть. Не надо меня дурачить.

– Вам это кажется! – Гуллипут орал уже благим матом. – Ка-жет-ся! Будь на моем месте Тридевятая Цаца, Вам бы так не казалось.

– Еще и Тридевятая Цаца!.. – Петропавел совсем сник.

– Воспряньте, – произнес Гуллипут с мрачным сочувствием. – Лучше расставаться с предубеждениями весело, поверьте мне: я вырос в гоготе и хохоте.

– Мне домой надо, – буркнул, проглотив комок, Петропавел. – Тут у Вас с ума можно сойти.

– Можно, – согласился Гуллипут, – если обращать внимание на частности. Вы не обращайте… Кстати, многое из того, что происходит, Вам не обязательно оценивать, как Вы это постоянно делаете. Оценки Ваши ничего не меняют в мире: он существует независимо от них. Вы же согласились, например, называть Шармен – Шармен, а не Кармен.

– Мне никто не предлагал выбирать, – Петропавла поразила осведомленность Гуллипута.

– Из мелочей не нужно выбирать. Важно правильно сделать Большой Выбор. До него Вам еще далеко. Что же касается Шармен и Кармен…

– А это одно лицо? – озаботился Петропавел.

– Нет, но допустимо определить одно через другое, – вздохнул Гуллипут за его спиной. – Кармен есть Кармен, а Шармен есть Шармен… то есть, я хотел сказать: Кармен есть Шармен, а Шармен есть Кармен – надеюсь, Вам понятно? Хотя Шармен все-таки гораздо последовательнее будет. Интересная, между прочим, особа – шальная! Влюбляется в каждого, кто попадается ей на глаза, и любит его до тех пор, пока на глаза не попадется кто-нибудь другой: тогда она начинает любить другого, а прежнего забывает. И когда через любое время встречает уже забытого, всякий раз влюбляется в него заново. Вот характер!

– А Тридевятая Цаца – кто такая? – со всевозможной осторожностью спросил Петропавел. – Очень уж имя странное…