– Я не позволяю! Не позволяю! – дважды сделал заявление Петропавел.
– Вот и пеняйте на себя. Хозяин барин!
– Но… получается, тут вообще верить никому нельзя! Между прочим, и Вам в том числе.
– Я Сон, с меня взятки гладки. Снам хочешь верь, хочешь нет, знаете ли…
– Так мне не целовать Спящую Уродину?
– Я, как бы это сказать, блуждаю поодаль, – такой ответ услышал Петропавел. Но это был ответ на последний его вопрос – вопрос, для него, кстати, не очень важный. А о Спящей Уродине – ни слова.
Петропавел подождал сколько вытерпел и, не дождавшись, пристальным взглядом исследовал пустоватые окрестности Белого Света, чтобы… Ничего давно уже не осталось от всех его «чтобы» – и от этого последнего «чтобы» тоже ничего не осталось.
– Зачем я живу? – с отчаяньем почти крикнул он.
– Вот хорошая постановка вопроса, – одобрил издали Блудный Сон. – Теперь бы только не
– Можете считать меня совершенством прямо сейчас, – грустно пошутил Петропавел. – Я не отвечу. – Он вздохнул. – Выработали мы замечательный план со Слономоськой, чтобы я мог в конце концов поцеловать эту пресловутую Спящую Уродину, если она, конечно, предпочтет меня…
– Чтобы она пробудилась от сна…
– Чтобы, пробудившись от сна, встала и освободила мне дорогу!
– Да что ж Вы заладили-то, ей-Богу!.. Чтобы по этой дороге мне уйти домой и – жить дальше! Но всех этих «чтобы» уже не существует.
– Жить дальше – и только-то? Живите дальше
Петропавел усмехнулся:
– Интересное дело! Чего ради мне здесь жить, если у меня вообще-то дом есть? И потом,
– Понимаю, чего ж тут не понять! Человек предполагает, а Бог…
– Вы думаете, это… Бог вмешался?
– Экий Вы, однако! Что за формулировки – «вмешался»? Вы бы хоть понимали, что Бог не
– Все время ошибался?
– Все время.
– И как же мне теперь? – Петропавел пристально вгляделся в пространство: на секунду ему показалось даже, что он увидел Блудного Сона.
– Вернуться к началу, дорогой мой! Что там было в начале, ну-ка?
– В начале было… слово!
– Вот к слову и вернитесь.
– К какому-то определенному слову?
…М-да, такого продолжительного периода чужого смеха Петропавлу еще не приходилось переживать. Но переживал он его, к чести сказать, мужественно. И дождался-таки исхода. Исход был таков:
– Вне всякого сомнения, дорогой мой, Вы все еще спите, – сказал Блудный Сон. – Вы спите, и я Вам снюсь.
– А другие? Другие тоже приснились?
– Ну, это Вы уж у других и спросите.
– А вот… что касается Вас, долго Вы еще будете мне сниться?
– Не знаю, а что?
– Да нет, просто… Просто все совсем иллюзорно стало.
– Иллюзорно и было, только Вы не замечали. А теперь… теперь я Вас поздравляю.
– С чем?
– Ну, как же, заметили все-таки! Многие вообще ничего не замечают. Так и живут, думая, что
– А на самом деле?
– А на самом деле, теле, тили-тили, тили-бом!
– Поконкретнее, прошу Вас! – взмолился Петропавел. Раз взмолился, два взмолился… Но никого больше ни рядом, ни поодаль не мелькало. Зато упал на одну из протянутых ладоней Петропавла невесомый какой-то предмет. Оказалось, живой. Мошка. Тля. Чепуха на палочке. На четырех палочках.
От килограмма к килограмму и так далее
– Привет, – кисло сказал Петропавел, ничего в ответ не ожидая. И зря.
– Привет, – еле слышно пискнула чепуха. – Не узнал?
– Как-то… не очень, – сэтикетничал Петропавел.
Чепуха тонюсенько рассмеялась:
– Да и как узнаешь! Пустяк живого веса, ничтожество, блудный сор…
– Это я так…
– Я с
– Раз ты с Гномом знаком, то и со мной, выходит, тоже: я часть
Петропавел чуть не застонал.
– Нечего застанывать. Эка невидаль – Грамм Небесный! Не Килограмм ведь – Килограммом бы тебе руку-то отшибло!.. Да и не узнал бы ты меня, предстань я тут как Килограмм Небесный.
Петропавел сознался, что действительно не узнал бы.
– Ну вот! А я между тем… и этим честно за тобой следил.
– Между чем и чем?
– Между Сциллой и Харибдой, между молотом и наковальней, между городом и деревней, между умственным и физическим трудом! – с горячностью выкрикнул Грамм.
Петропавел чуть было не зааплодировал, но в последний миг опомнился:
– Вот прихлопнул бы я Вас – и поминай как звали! Кстати, получается, звали-то – как? Гном, Грамм?