Между Явью и Навью (СИ)

- Коленька, - Яков перешагивает на иную сторону, глянув на Тёмного, застывшего в кресле с выражением беспомощного ужаса на лице, а потом переводит взгляд на колдуна с супругой. Или на то, что от них осталось. Наверняка в живом мире все выглядит пристойно, но здесь они выглядят как два древних остова, переплетенных вместе, словно в попытке урвать у вечности последний поцелуй.

- Коленька, душа моя, - убедившись, что от колдуна уже никакой опасности, Яков встает на колени перед Темным, сжимая в руках его холодные ладони, заглядывая в черные, изнутри темным огнем полыхающие глаза. - Возвращайся. Рано тебе так далеко ходить, мальчик. Иди ко мне.

По бледной, исчерченной сеткой черных вен щеке стекает слеза, за ней еще одна, длинные ресницы едва вздрагивают, и Яков рывком поднимается, обхватывая ладонями бледное, осунувшееся лицо.

- На голос мой иди. Прости, что не доглядел за тобой, прости, что не сберег. Дай вину загладить, дай научить тебя всему, чему только захочешь, - Яков прикасается губами к холодному, словно у покойника, лбу, закрывая глаза и, почувствовав слабый, неумелый отклик, одним рывком вытаскивает Николая вслед за собой, как тогда из запертого гроба.

- Не бойся, душа моя, - Яков ловит его, заставляя смотреть только на себя. - Что бы ни случилось, оно уже закончилось.

- Она… она сказала, что больше не может так жить… - Николай смотрит не моргая, а слезы все текут по его щекам. - Что не хочет - так.

- Коленька, - успокаивающе шепчет Яков, проходясь ладонью по темным волосам, заодно уж и мысли чуть приглаживая.

- Что он ей обещал - если я сам не соглашусь, не настаивать…

- Николай…

- Что она не сердится на меня, что понимает… Нельзя так. Только не так… Вы ведь правы были до последнего слова, Яков Петрович…

- Тише, хороший мой, - Яков прислушивается к шагам на первом этаже - Бинх скоро уже по второму разу осмотрит этаж, а значит, скоро поднимется сюда, нельзя ж его вечно мороком водить.

- Я понятия не имел, что они собирались… - всхлипывает Николай, вцепившись Якову в предплечья.

Яков представляет - около дюжины минут прошло с тех пор, как стало ясно - дом колдуна рушится. И все это время, обернувшееся для Тёмного страшной, прогнившей клеткой, маленькой вечностью с трупным запахом, он, провалившись вслед за самоубийцами глубже, чем мог выбраться, наблюдал, как жизнь покидает почти всемогущего древнего колдуна и его внешне прекрасную супругу. Сколько прошло? Два столетия так уж точно, столько бы Данишевская должна была в земле гнить.

- Все закончилось, Коленька. Ты молодец, дождался меня, - Яков дает ему прижаться теснее, обнять, пока Бинх поднимается по лестнице, пока тщательно осматривает первые по коридору комнаты.

- Кольцо ваше помогло, Яков Петрович, - признается Николай, тяжело дыша Якову в грудь. - Держало. Я боялся, что с вами что-то… и вы за мной не придете…

- Я за тобой и с того света приду, - честно признается бес, наклонившись, чтобы поцеловать черноволосую макушку. - Коленька, постарайся чуть успокоиться. Александр Христофорович сейчас дойдет и до нас. Справишься? - Яков вытирает тыльной стороной ладони мокрые щеки писаря, наконец-то оборачиваясь, чтобы глянуть на Данишевских.

Елизавета сидит на коленях супруга, в кольце его рук, обняв за шею, а вторую руку безвольно опустив - на полу, откатившись на метр, лежит пустой бокал, расплескавший остатки едко, ядовито пахнущего вина по дорогому паркету.

К моменту, когда Александр Христофорович с остальными доходят-таки до гостиной, Николай, вытеревший глаза предложенным Яковом платком, просто сидит и неотрывно смотрит на Гуро, тщательно осматривающего Данишевских, словно боится, что тот пропадет, несмотря на все заверения беса.

Да Яков его и не винит, от Николая разит пережитым ужасом и не один день понадобится, чтобы привести мальчика в чувство.

И уж точно не здесь, не в Диканьке. Впервые за многие годы службы Яков подумывает об отпуске, пусть и непродолжительном.

- Вы бы хоть кликнули нас, Яков Петрович, - ворчит Бинх, осуждающе взглянув на Николая, совершенно никак не отреагировавшего на их появление.

- А зачем? - Яков внимательно вглядывается в зрачок Алексея, затем аккуратно опуская еще теплые веки. - Здесь-то уж точно никакой опасности быть не может, Александр Христофорович, а внизу - мало ли.

Яков отвлекается на Якима, захлопотавшего вокруг Гоголя - тот едва заметно вздрагивает, когда слуга подходит близко, и беспомощно косится на Якова, словно умоляя о помощи.

- Тесак-то ваш писать умеет? - понизив голос интересуется Яков, почти не надеясь на положительный ответ, но Бинх неожиданно дергает плечом в каком-то полусогласии, признаваясь:

- Да обучен немного. А с господином писарчуком-то что? Не он же их, - взгляд на Данишевских, - порешил?

- Не позорьтесь, Александр Христофорович, - устало цедит Гуро. - Я эту глупость спишу исключительно на нервное перенапряжение. Запротоколируйте место преступления, а я вернусь скоро.