Между классом и дискурсом

Это не значит, будто левые должны принимать и поддерживать каждого очередного популистского лидера только потому, что он получил массовую поддержку. Но это значит, что они должны четко отдавать себе отчет: без людей, составивших массовую опору популизма, невозможно организовать демократическое движение за перемены.

Путь перемен

Общественные перемены никогда не могут быть легкими и безболезненными. Нельзя сделать омлет, не разбив яиц. А в условиях, когда забота об интересах яиц является важнейшим идейным принципом, никакой омлет никогда сделан не будет. Беда в том, что старания политкорректных яйцезащитников в любом случае бесполезны. Яйца по ходу сюжета будут так или иначе перебиты — только омлета уже не получится.

Политика «меньшего зла» как раз и есть путь к катастрофе. В период кризисного слома принцип минимизации риска не просто не работает, а всегда работает на худший из возможных вариантов.

Левые по всей Европе сдвинулись вправо, превратив лозунг европейской интеграции в обоснование своей готовности принять существующий порядок на практике в обмен на привилегию изысканно критиковать его в теории. С этого момента, независимо от радикализма слов

, в каждой ситуации практического выбора респектабельная левая интеллигенция занимала сторону неолиберальных элит — против «необразованного» и «отсталого» населения.

Вопреки идеологии, провозглашающей, что у пролетариев нет родины, угнетенная часть населения оказалась вынуждена держаться за национальные институты и традиции, причем защищая их не от «внешнего врага», а именно от собственного «национального» государства, выступающего основным инструментом и проводником неолиберальной глобализации.

Интернационализм состоит не в том, чтобы с умилением поддерживать интеграционную политику, проводимую в интересах глобального капитала, а в том, чтобы на международном уровне, солидарно и скоординированно вести сопротивление этой политике. Предательство интеллектуалов стало общеевропейским феноменом после того, как классовые критерии сменились культурными, а теория была замещена всевозможными изящными дискурсами, воспроизведение которых стало главным маркером, позволяющим «своих» отличать от «чужих». Преданные и забытые массы были не только предоставлены самим себе, сохраняя и культивируя свои предрассудки и политические суеверия, но и оказались более чем прежде восприимчивы к националистической идеологии.

Капитуляции левых, следующие одна за другой, не случайны.

В основе всех их лежит общая причина — отказ от тех простых принципов, которые, собственно, и составляли идентичность левого движения.

Эти принципы полвека назад были самоочевидными, но сегодня придется о них напомнить.

Первый из них — классовые интересы. Нет, не абстрактная демагогия о сочувствии слабым, инклюзивности и правах меньшинств, а именно конкретные интересы реального рабочего класса. В том числе тех самых «белых мужчин», которых так презирают либералы.

Вторым историческим принципом левых было видение исторической перспективы, на основе которой выстраивалась стратегия. Это общее видение было в 1930-е годы у таких разных политиков, как Рузвельт, Троцкий и Сталин. Оно опиралось на представления об объективно назревших задачах развития, решение которых и является сущностью исторического прогресса. Показательно, что либеральные левые в США продолжают называть себя «прогрессистами» (progressives), хотя вопрос о том, в чем, кроме, конечно, отдельных гуманных мероприятий, должен состоять сегодня исторический прогресс, ими даже не обсуждается.

А между тем вопрос более чем ясен. Преодоление неолиберализма является сегодня назревшей исторической задачей — не потому, что мы не любим эту систему или она не соответствует нашим ценностям, а потому что она исчерпала свои возможности развития. Такая система может сохраняться, только пожирая ресурсы, необходимые для базового воспроизводства общества. Иными словами, чем дольше она просуществует, тем сильнее будет разрушать себя и подрывать условия жизни для всех нас.