Между крестом и полумесяцем

Два месяца с момента того памятного разговора Питера с Диной он не звонил, не писал, не искал встреч с Марием. Он как будто пропал, исчез, и уже когда сердечная боль казалась не такой острой, он напомнил о себе. Уже две недели он звонил, и звонил, и звонил, а она не отвечала, просто не нажимала зеленую кнопку на мобильном телефоне. Она вновь почувствовала его присутствие, даже не слыша его голоса, а просто видя его фотографию на экране мобильного. Круглое лицо, широкая улыбка с крупными белыми зубами — и сразу Марием слышался его смех, такой звонкий, громкий и живой. Вот таким она его помнила. И даже если бы она удалила фотографию с мобильного телефона, его образ навсегда запечатлелся бы в ее сердце. Навсегда.

Он вошел в ее жизнь с того момента, как она увидела его невысокую фигуру в саду гостиницы, запечатлела острый взгляд на улыбающемся лице. Она не знала, кто он. Только после, узнав, что тот незнакомец — грозный Питер Бишой, она вспомнила, как ее удивляла громоздкая черная мебель, ждавшая появления хозяина кабинета. Тогда, не зная его, она мысленно рисовала образ человека, который мог бы любить такую мебель: маленького, неказистого, амбициозного, с комплексом Наполеона. А был ли комплекс? Уже позже, познакомившись с Питером поближе, она забыла о своих предположениях. Так незаметно ее чувства из уважения и, может, даже преклонения перед его деловыми качествами превратились в чувства глубокой симпатии, а потом стали сильной любовью.

И до встречи с Марием жизнь Питера была другой, такой предсказуемой, простой: помолвка с Алисией, работа в отеле, стремительный взлет по карьерной лестнице. Но сейчас она кардинально изменилась. Потому что в его жизни появился кто-то, кто намного важнее всего этого. Важнее вообще всего. Питер сидел на своем черном огромном столе и вспоминал ее. Его мобильный телефон издавал протяжные гудки. Он так хотел услышать голос Марием. Может, он не должен был исчезать, но ему надо было подумать. Он должен был предупредить семью, хоть недовольные родственники и не поддерживали его, но он должен был сказать. Он должен был подумать и принять решение сам. Он — Питер, а не он — генеральный директор отеля в родной Александрии, который потеряет свою должность, как только кто-то узнает о его чувствах, мыслях, идеях. Он не просто потеряет место, он потеряет репутацию, и его карьера будет закончена. Он знал эти правила и понял, что готов к этому.

Но Марием не была готова. Она не планировала убегать. Она смирилась с тем, что ничего между нею и Питером быть не может и пыталась его забыть. И когда она начала забывать, он появился. Марием закрыла ладонью глаза, затем нервно отдернула руку и закрыла уши, чтобы не слышать звонок. Но Питер продолжал звонить. Теперь, такой уверенный в своей правоте и намерениях, он не мог от нее отказаться. Когда гудки в трубке прекращались, он набирал номер вновь и вновь. И снова и снова в трубке звучали гудки.

Марием взяла телефон и собиралась нажать «отбой», но палец соскочил с клавиши, и в трубке раздался любимый голос:

— Марием! Слышишь? Марием, ответь! Ответь мне! — нетерпеливо кричал он.

— Да, Питер.

— Марием, я люблю тебя! Что ты молчишь? Слышишь? Не молчи! Ответь мне! Я люблю тебя, и я не сдамся. Никогда.

Марием молчала и плакала. Боль сковала ее тело, и она была не в силах пошевелиться. Сердце молило разум о пощаде. Марием плакала и улыбалась в трубку.

— Марием, — кричал он. — Пожалуйста, давай уедем! Давай сбежим. Я все брошу. Мы начнем новую жизнь там, где ты захочешь. Не хочешь в Америку — давай поедем в Украину к Мине и Лене. Давай?

Марием плакала и не могла ничего ответить. Только тяжелые капли падали на трубку. Сердце плакало вместе с ней. Она так хотела ответить, так хотела крикнуть ему: «Да, куда угодно! Только вместе!», — но разум напоминал о ее матери, семье, ее морали, ее религии, воспитании.

— Давай поедем, милая! — кричал голос в телефоне.

Вечером, увидев в скайпе Марием, я позвонила ей. Она улыбалась и выглядела намного лучше. Ей хотелось сказать мне что-то, но она сдерживала себя. Я же расспрашивала ее о Дине, Ботросе и ее успехах на работе. Она живо рассказывала о личных достижениях, о повышении зарплаты. Затем рассказала о том, что им в очередной раз удалось удачно сдать свою квартиру, и теперь они жили припеваючи. Все же дела Ботроса шли не настолько удачно. Он потерял работу. Ночами его преследовали страшные головные боли, и он иногда совсем не мог уснуть, а утром выглядел измученным. И поэтому не мог никуда устроиться. Но в его труде не было необходимости, ведь женщины достаточно зарабатывали, да и сданная квартира приносила доход. Однако Дина беспокоилась за своего сына и уже который раз просила его сходить к доктору в частную клинику. Ботрос же чувствовал себя нахлебником и отказывался.