Комбат выскочил в коридор. В него немедленно кто-то врезался, обхватил руками, завизжал в ухо что-то невразумительное. Рублев попытался оторвать этого бедолагу, но тот обезумел и впал в такую панику, что по цепкости сравнялся с хорошей пиявкой. Борис сбрасывал его руки, но тот успевал схватиться снова.
— Мама! — разобрал Борис единственное членораздельное слово в причитаниях несчастного.
Делать было нечего — Рублев ударил бедолагу. Ударил по-настоящему — жестко и безжалостно. Тот обмяк, упал. Рублев перешагнул через тело, пробормотав:
— Извини, приятель. Не до тебя!
Гордин прошел с фонариком коридор до половины, когда с лестницы клубком выкатился человек. Он вскочил на ноги, и стало ясно, что это — женщина. Судя по одежде — горничная. Гордин подумал, что это прекрасный объект для запугивания. Он направил свет себе в лицо и позвал женщину. Та повернулась. Пару секунд она соображала и переваривала увиденное. Потом закричала и бросилась обратно на лестницу. По-видимому, в кого-то там она врезалась, потому что крик захлебнулся в мягком продолжительном стуке. Ох и шлепнулись там!
Подполковник и его люди выбрались в коридор и попали в самое русло людской беготни. На втором этаже и так жило человек двадцать, а еще и с третьего набежало примерно столько же. И вся эта перепуганная братия носилась в разных направлениях и орала, сталкиваясь и опрокидывая друг друга. Грачев сразу получил локтем под дых, да так, что оказался на полу. И тут же ему наступили на руку с пистолетом. Судя по хриплым матюгам вокруг, остальным его людям было тоже несладко.
— Пробиваемся к лестнице! — заорал подполковник.
К сожалению, его совет был воспринят буквально не только оперативниками. Возле дверей на лестничную клетку немедленно возникла нешуточная давка, а оттуда валил густыми черными буклями зловонный дым, и соваться в этот дым не хотел никто. В общем, около выхода на лестницу образовалась чудовищная пробка, в тыльную часть которой уперлись оперативники.
Комбат добежал до лестницы и увидел, что дело плохо — из пролетов дымило, как будто туда по недоразумению открыли фабричную трубу. Судя по запаху, кто-то коптил там армейской дымовой шашкой.
Соваться в этот дым просто так было глупо. Борис ударил плечом в одну из ближайших дверей. Заперто. Он ломанулся во вторую и буквально влетел в номер вместе с женщиной, как раз собравшейся выбегать.
— Убивают! — заорала она.
— Кому ты нужна? — проворчал Борис, отталкивая ее и срывая с подушки наволочку. Слабая защита, но лучше, чем никакой. Пустив в ванной струю холодной воды, он намочил наволочку и снова выбрался в коридор. Возле лестничного пролета сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, зажал нос и рот мокрой наволочкой, зажмурился и очень осторожно вышел на лестницу, намертво вцепившись в перила, чтоб никакой шальной придурок не сшиб его с ног. Загреметь с лестницы в таких условиях — это гарантированный каюк. Если не шею свернешь, то задохнешься едкой гадостью из дымовых шашек.
Дым между тем расползался по коридорам. Это редкостная гадость — дымовая шашка. Она воняет так, что блевать будет даже тот, кто неделю ничего не ел. Будет выворачивать наизнанку непереносимыми спазмами, выхаркивать внутренности и желчь…
Кое-кто уже и начал. Кого-то сложило в пароксизме болезненного кашля, кто-то царапал горло ногтями, будто бы это могло принести облегчение.
Гордин спустился в подвал. Он точно знал: в дворницкой есть засада. Только не знал, это оперативники или салабоны в форме. Но кем бы они ни были, надо отдать должное — они оставались на месте. Из дворницкой слышались возбужденные разговоры:
— Полезет?
— Да хрен его, козла, знает! Будем готовы!
— Блин, он человек или нет?
— Перестань ныть! Как появится — стреляй. Гордин, усмехнувшись, полез в сумку.
Комбат спускался по лестнице и думал, что это один из самых больших подвигов, на которые он пошел в своей жизни. Чтобы в других обстоятельствах он так сделал. Хотя чего зарекаться. Вот сейчас делает — наверняка и в другой ситуации полез бы. Обстоятельства — вот что формирует наш образ действия.
Он надеялся только на то, что по лестнице вниз не ломанется кто-нибудь, кто примерно адекватен ему по весу. Тогда ведь можно перила не удержать.
Только подумал — и на тебе: на едва пройденную площадку, прогромыхав по ступенькам, кто-то скатился. И, судя по неприятному хрусту, не по-детски приложился. Что-то бедняга себе поломал.
Невидимый, отделенный от Рублева стеной дыма несчастный тоненько закричал. Так закричал, что даже было непонятно — мужчина это или женщина. Комбат силой удержал себя от идеи проверить, как он там. Как бы он там ни был, но сейчас ему не помочь. А где-то внизу есть тварь, которая за все это ответит, когда Рублев до нее доберется.
Все это время те патрульные и оперативники, что были снаружи, пытались разобраться с происходящим внизу. И беспомощно топтались у лестницы, не имея возможности зайти.
Гордин достал из сумки что-то напоминающее пластиковый банан. Дернув за кольцо, он бросил эту штуку в сторону дворницкой и стал считать до пяти.