Между небом и землей (СИ)

— Прости, что не могу предложить тебе чай, — улыбнулся он, взглянув на раму.

— Я знал, что ты рано или поздно придешь. Думаю, мой мальчик, пришла пора открыть тебе кое-что.

Гарри посмотрел внимательно на Дамблдора, что еще он скрывал? Конечно, этот старый волшебник вечно плел паутину интриг, играл в шахматы, главной фигурой в которых был Мальчик-Который-Выжил.

— Профессор, в этом нет смысла, война проиграна, — опустошенно произнес Гарри.

— Война не окончена, пока последний из нас не сложит палочку, — многозначительно ответил Дамблдор.

— Я должен показать тебе последнее воспоминание, — прерывая задумчивую паузу, продолжил он.

— Воспоминания о Томе Риддле?

— Оно связано с ним неразрывно и связано с твоей судьбой, мой мальчик. Память принадлежит Северусу Снейпу.

Портрет Дамблдора открылся, показывая Гарри потайную нишу, где находился прозрачный сосуд с серебристым содержимым…

*

Северус шел сзади, ощущая на своей спине палочку Беллатриссы. Невесомой походкой шагом впереди плыла Анна. Легкая поступь серебристой лани не выдавала страхов, шагов не было слышно. Поднятая вверх голова выражала готовность. Странное одеяние на ней: невесомое белое платье на тонких едва различимых бретельках, облегающее фигуру, доходящее до щиколотки — платье, в которое её заставили облачиться… Оно придавало ей вид ангела. Ангела, идущего на смерть. Сначала Анна отказывалась это надевать, но Беллатрисса ехидно указала палочкой на Северуса, и ей пришлось подчиниться.

…Последние часы вместе были сокровенной любовью, в которую они погрузились с головой, отдавая души на растерзания прелюбодеянию — последнему шансу в их жизни принадлежать друг другу физически, Северус заберет это время счастья с собой на веки. Это было божественное соитие, которое представлялось ему как дурманящий сон. Идя на смерть, они были счастливы, не считая, что на земле у них остались незаконченные дела. Хрупкое существо, способное проникнуть в душу и вылечить её, ясные глаза, оберегающие от страхов, такая простая и печальная улыбка вытащили к свету его отсыревшее от постоянного пребывания в смятении сердце. Анна спасла чудовищного монстра подземелий, освободила от боли и самобичевания, очистила почерневшую душу от грязи, подарила любовное покаяние. Совершенно разные, совершенно неподходящие друг другу, они разыгрывали спектакль любви ангела и демона под названием «жизнь». Одно нерушимое прекрасное чувство вылилось в неприкосновенное движенье к смерти. Северус постоянно думал о том, что не может мыслить так эгоистично, но он отчаянно хотел забрать её с собой, словно искуситель возжелал её кроткую прекрасную душу, открытую только для него. Забирая её с собой он не чувствовал вины, словно дарил спокойное счастье девушке, которой едва исполнилось семнадцать. Никто не смел забирать чужие жизни, но она шла за ним добровольно, смерено.

Вина…

Сколько ошибок совершила его грешная душа в жизни? Не счесть. Но один вопрос, мучивший Северуса, постоянно возникал в сердце: «Почему я, почему это прекрасное создание выбрало меня?». Он винил себя даже за неприметную внешность, ведь Северус не был красив; он всегда отличался худобой, еще в детстве его звали сальноволосым ублюдком, но его волосы никогда не были грязными, просто распадались на отдельные пряди, и ему, честно говоря, было плевать на это, но прозвище так и осталось. Бледность его кожи отнюдь не выглядела аристократично, скорее болезненно. Похожий на мать, он имел какую-то притягательную для Анны таинственность, которую отталкивал от себя в неверии, что она видит в нем мужчину. Его крючковатый тонкий нос и тонкие бесцветные губы придавали ему строгий вид. Непонятно, как это милое, существо, по имени Анна могло польститься на ворона, всегда одевающегося в черное — грубого, несносного, холодного мужчину с тяжелым характером? Заслуживает ли Северус этого странного счастья? Глядя на неё, он вспоминал детскую маггловскую сказку «Красавица и Чудовище». Парадокс, минус и плюс, которые притянулись, и пусть эта присказка вновь доказала свою действенность, он все же не способен был поверить, что обладает любимой.

В огромном помещении, служившем Малфоям главной гостиной, не было мебели, её убрали, расчистив место для языческого жертвоприношения. Именно так будет выглядеть действие, которое должно произойти здесь. В комнате царил полумрак, лишь в центре под потолком висело несколько свечей, освещая импровизированную сцену.