Между Ницше и Буддой: счастье, творчество и смысл жизни

Ныне, как и в глубокой древности, вина за большинство неустройств человеческой жизни возлагается на неохоту и неуклюжесть, с которой человек пользуется собственным разумом. Если бы мы мыслили так хорошо, как действительно на то способны, если бы честно следовали его указаниям, жизнь наша была бы счастливее, полнее и продуктивнее. Пожалуй, это и действительно так, но почему в таком случае бесконечные призывы начать думать обладают удручающе малой действенностью?

Дело в том, что причины, по которым мы отделены от высших возможностей своей способности суждения, не кроются в ней самой – они залегают глубже. Человек не испытывает такой уж большой нехватки разума и знаний, сколь бы ни было сильно впечатление обратного, и она в любом случае второстепенна. Чего ему недостает, так это сил, воли, дисциплины, собранности, последовательности; он не готов добровольно и постоянно принимать дискомфорт умственного напряжения, не осознаёт необходимости жертвы как пути к приобретению. Он, одним словом, лишён верных установок и внутренних условий, при которых у него имелось бы искреннее желание и последовательное стремление развивать свое мышление и пополнять знания, а главное полноценно использовать их на практике, тем самым меняя собственную жизнь к лучшему.

Принципиальная задача философии потому не просто «научить мыслить», как наивно всегда полагалось, ибо мало смысла в науке, если мало кто захочет и сумеет воспользоваться ей. Необходимо создать внутренние условия, при которых самообучение и самотрансформация личности начнутся естественным образом, при которых появится устойчивая ориентация на них. В первую очередь это достигается описываемой в последней главе раздела психопрактикой, поскольку благодаря ей знание из механического становится органическим и входит в нашу плоть и кровь. Есть, однако, и другие средства, и особое место среди них занимает забота о нашем теле, о его здоровье и красоте, так как связь их с качеством духовной жизни не столь очевидна. Более того, часто она высокомерно отрицается или даже воспринимается как помеха нашему развитию, что-то негативное.

Прежде чем перейти к ее исследованию, нельзя не отметить, что высокомерие по отношению к миру плоти лишено какой-либо научной опоры и далеко не является предметом философского консенсуса. Как на Востоке, так и на Западе почтение к телесному благополучию и эстетике освящено древнейшей интеллектуальной традицией, возникшей в самый момент рождения философии.

Создателем западной мысли часто называют Платона, который в действительности звался Аристоклом. Прозвище Платон, от греческого слова «широкий», ему, по свидетельству античных авторов, было дано его учителем по борьбе – Аристоном из Аргоса – за выдающиеся ширину плеч и груди. Как и почти все мыслители классического периода и просто свободные граждане, Платон проводил много времени в гимнасиях – древних спортивных залах, упражняясь во множестве дисциплин.

То же самое касалось и его духовного наставника, прославленного Сократа, отличавшегося поразительной выносливостью и во время Пелопонесской войны сражавшегося тяжеловооруженным пехотинцем – гоплитом. Вес вооружения гоплита, для справки, достигал 30 кг, и с ним нужно было не только биться в строю, но и много часов носить его на себе под палящим греческим солнцем, иногда на бегу. Уровень общей физической подготовки большинства античных интеллектуалов, скорее всего, превышал возможности современного мастера спорта, и они не считали зазорным уделять пристальное внимание как собственному здоровью, так и внешнему виду.

Всю античную эстетику пронизывает идеал калокагатии, давший позже начало идеалу гармонично развитого человека эпохи Возрождения и Нового времени. Слово это состоит из двух частей – καλός (красивый, прекрасный) и ἀγαθός (добрый) и описывает существо человеческой добродетели, в которой нравственное и эстетическое совершенство оказываются слиты в органическом единстве. Подобные представления проходят красной нитью через многие культуры и эпохи, соединяясь с сегодняшним днем. Так, Ницше, один из самых глубоких и революционных мыслителей в истории, отводил телесному колоссальную роль. В «Сумерках кумиров» он пишет:

«Для жребия народа и человечества является решающим обстоятельством, чтобы культура начиналась с надлежащего места – не с души (что составляло роковое суеверие жрецов и полужрецов): надлежащее место есть тело, наружность, диета, физиология, остальное вытекает отсюда… Греки остались поэтому первым культурным событием истории – они знали, они делали то, что было необходимо…»