— Конечно, конечно, спрашивайте! — Я энергично затряс головой, преданно ловя его взгляд. Смех по-прежнему душил меня, но вместе с тем возникло некое беспокойство: как бы невзначай чем-нибудь не огорчить замечательного нового друга.
— Как тебя зовут?
— Саша Каменков.
— Сколько тебе лет?
— Тридцать восемь.
— Где живешь?
Я назвал свой почтовый адрес, а заодно, чтобы вернее угодить, и номер телефона, свой и родителей.
— Отлично, Саша. У тебя ничего не болит?
— Что вы, что вы?! Мне хорошо. Спасибо вам!
Отдаленно я припомнил, что действительно когда-то давно у меня болела ключица, были сломаны ребра и еще было много такого, что мешало радоваться жизни, наслаждаясь каждым глотком воздуха, как благодатью.
— Скажи, Саша, ты знаешь девушку по имени Валерия?
— Конечно, знаю. Она очень красивая, — я неприлично хихикнул, но черный человек не обиделся.
— Ты, наверное, помнишь, где она сейчас?
— Разумеется, я… — вдруг мной овладела паника. Я покрылся липким потом, и комната неожиданно померкла. Черный человек положил руку мне на плечо, удерживая взглядом на призрачной колеблющейся грани между отчаянием и счастьем. О да, я помнил Валерию и знал, где она, но объяснить словами не мог. Возникали зрительные пространственные образы, но никаких конкретных названий или цифр. Это было ужасно.
— Успокойся, Саша, успокойся! — заботливо проговорил черный друг. — В чем дело? Какое затруднение?
Искорки неподдельного сочувствия в его глазах помогли мне справиться с отчаянием. Кое-как я объяснил, что помню улицу, и как подъехать, и склад, где девушка заперта вместе с Четвертачком, но ничего больше.
— Поедем туда, я все покажу, — предложил я с надеждой.
— Пока не надо, — сказал цыган. — Лучше попробуем нарисовать. Митя, дай бумагу!
Мне развязали руки, и с помощью наводящих вопросов, общими усилиями нам удалось восстановить на чертеже месторасположение этих проклятых складов близ Яузской набережной. Меня увлекла эта интеллектуальная игра, когда кубик за кубиком, как в головоломке, из сознания выколупливались все новые сведения.
— Молодец! — похвалил наконец черный человек, и у меня словно гора спала с плеч. Особенно я обрадовался, когда один из его помощников отвесил мне дружеский подзатыльник. Но испытания еще не кончились. Те же трудности обнаружились при установлении адреса Гречанинова. Правда, с этой задачей я справился намного быстрее, потому что мы шли уже по проторенной дорожке. Я даже ухитрился вспомнить номер дома и квартиру, где провел двое или трое суток. Но и это было не все.
— Эврика! — завопил я не своим голосом. — Я же знаю телефон. Там Катя. Она все расскажет.
Последнее умственное напряжение выбило, подорвало мои силы, глаза начали слипаться. Черный человек пытался выяснить, кто такой Гречанинов, но я, уже без всякого энтузиазма, бурчал в ответ что-то нечленораздельное, с горечью сознавая, что говорю совсем не то, чего от меня ждут. Сквозь тяжелую, свинцовую пелену, наползающую на мозг, занавесившую праздник веселой дружбы, я еще услышал, как они разговаривали между собой. «Чего-то он быстро сомлел, шеф?» — «Препарат новый, дозу не угадаешь». — «Куда его теперь?» — «Кныша позови, пусть займется». — «Похоже, на списание?» — «Прикуси язычок, Митя. Он тебя не раз подводил…» Дальнейшее, как у Гамлета, молчание…
Из наркотического осадка выбирался долго, мучительно. Уже я понимал, что не сплю, но никак не удавалось разлепить веки, словно сросшиеся с глазными яблоками. Несколько раз опять проваливался куда-то, но не в сон и не в забытье, а в нечто промежуточное, зыбкое, пограничное, где плавали такие монстры, что тянуло завыть в голос, но и голоса тоже не было. Впрочем, сквозь хилую трясучку подсознания одна мысль пробивалась вполне отчетливо и звучала предельно лаконично: доигрался, подлец!