Между плахой и секирой

Последней из каменной западни освободили Верку. Никто из членов ватаги бежать не мог – ноги превратились в бесчувственные ходули. Не сговариваясь, все устремились к манящему и губительному свету.

С трех сторон их подстерегала смерть – и справа, где грохотали выстрелы и звенела сабля Толгая; и слева, где коварная твердь караулила очередные жертвы; и сзади, откуда, взгромоздившись друг на друга, надвигались аггелы, до этого состоявшие в свите Ламеха.

Впереди их ожидала неизвестность, Бог знает когда и с какой целью принявшая вид огромного солнечного зайчика…

Сабля Толгая действовала не менее точно и эффективно, чем коса небезызвестной курносой старухи, но аггелов вокруг было слишком много. Уже несколько пуль пронзили степняка, однако в запале боя, да еще под действием бдолаха, он не ощущал ни боли, ни слабости.

– Тикай, дус! – откуда-то издалека донесся голос Зяблика. – Тикай, родимый!

Улучив момент, Толгай обернулся и смог удостовериться, что ватага уже добралась до края площади. На фоне яркого золотистого сияния люди выглядели черными плоскими силуэтами.

Напоследок, не глядя рубанув кого-то, Толгай кинулся к друзьям. Вслед за ним роем летели пули…

Скорее всего Толгай (не важно какой, живой или мертвый) добежал бы до своей цели. Но земля вдруг предательски ушла из-под его ног. Участь степняка разделили все и вся, что окружало его: последние чудом уцелевшие здания; необозримые груды руин; черный, сильно помятый сфероид, некогда изображавший гигантское яйцо; аггелы, кинувшиеся в погоню за раненым врагом, и их единомышленники, служившие скакунами для Ламеха и его ближайшего окружения.

Никого из друзей Толгая уже не было видно в сияющем впереди ореоле. Он верил, что они спаслись. Он знал, что сам спастись уже не сможет.

Еще несколько пуль пронзили степняка. Но он умер не от ран, а оттого, что перестал жаждать жизни…

– Чмыхало, ты где? Сюда! Да отзовись же, гад! – бесновался Зяблик.

– Все, братец мой! Поздно! Погиб наш Чмыхало смертью храбрых! – Смыков с трудом удерживал Зяблика в своих объятиях. – Его вы не спасете, а себя погубите!

Они находились сейчас как бы на дне озера, наполненного не водой, а светом. Мир, который они только что покинули, казался отсюда тусклым и нереальным.

Свет, совсем не бесплотный, как это виделось со стороны, а физически осязаемый, медленно стягивался вокруг них. Мягкая, но неодолимая сила давила со всех сторон, сладким сном туманила сознание, не позволяла шевельнуться.

Интенсивность и густота света постепенно нарастали, и вот наконец наступил тот последний миг, после которого все, что они еще могли видеть: печальные горы развалин, мельтешащие среди них шары-разрушители, укороченные и оттого ужасно нелепые фигуры аггелов, завалившегося на бок в позе смерти Толгая и даже возникшие где-то в отдалении монументальные фигуры варнаков, – бесследно исчезло…

… Пространство, окружавшее их теперь, было сплошь сиреневым – и земля, совсем не похожая на прежнюю землю, и небо, не имевшее ничего общего с прежним небом…

СЛОВАРЬ ЖАРГОННЫХ СЛОВ И ВЫРАЖЕНИЙ

Бандырша– содержательница притона.

Бикса – подруга, любовница.

Брус шпановый– молодой, но подающий надежды урка.

Вертеть углы– красть чемоданы.

Галье– деньги.

Грабки – руки.

Делать ноги-убегать.

Деловой– представитель преступного мира.

Дунька Кулакова-онанизм.

Звякало– язык.

Каидей – карцер.

Колеса– наркотик в таблетках.

Крытка – место лишения свободы тюремного типа.

Лопатник– бумажник.

Маслята– патроны.

Менжеваться– колебаться.

Наблатыкаться – научиться.

Наседка– подсаженный в камеру осведомитель.

Облажаться – опозориться.

Откинуться– умереть.

Пистонщик– насильник.

Порчак – вор-новичок, еще не примкнувший к преступному миру.

Профура – проститутка.

Псира – собака, враг.

Скес – трус.

Хавало – рот.

Халамидник– мелкий воришка, не способный на серьезное дело.

Хомутник– душитель.

Чалиться– отбывать срок в зоне.

Шалашовка– проститутка.

Шкирла – сожительница преступника

Штымп порченый – то же, что и порчак.

This file was created

with BookDesigner program

[e-mail]

27.06.2005