– А сейчас вы счастливы? – спросила я, повторяя вопрос, который однажды задал мне Финн и на который я так и не смогла тогда ответить.
– Да, думаю, сейчас я счастлива, несмотря ни на что. Или, вернее, буду счастлива, когда Джиджи вернется домой. Все мои ошибки и мой выбор, который я когда-то сделала, привели меня сюда, на остров Эдисто. К Финну, Джиджи и к вам, Элеонор. Как я могу считать, что моя жизнь не исполнена благодати?
Она осторожным движением положила в корзинку фотографии Гюнтера и Самюэля, а потом начала собирать другие фотографии, Библию, серебряную шкатулку и ключ. Затем я взяла крышку и закрыла корзинку – «Хранителя тайн», пусть тайн там больше и не осталось.
Глава 37
Было еще темно, когда я проснулась. Рядом раздавалось ровное дыхание Финна – мы приехали вместе после того, как навестили Джиджи. Мы молча поднялись по лестнице, но на сей раз он повел меня в мою спальню, так как не хотел провести еще одну ночь на узкой односпальной кровати. Я долго смотрела на него спящего, вдыхая его запах, а потом осторожно выскользнула из постели, стараясь не потревожить сон Финна, ведь ему так давно не удавалось выспаться.
Натянув футболку, я прошла через темную комнату в коридор и направилась в спальню Бернадетт. Я и проснулась-то от мысли о медном ключике, который Хелена уронила на каменную скамью, когда мы с ней были на кладбище, – ключе от запертого отделения шкафа, где Хелена прятала свое письмо.
Но ведь Бернадетт обнаружила письмо за несколько месяцев до смерти и, пока готовилась свести счеты с жизнью, собирала все памятные вещи в соломенную корзинку, поместив ключ в потайной карманчик в крышке, а потом спрятала корзинку под кроватью. Почему же дверцы шкафа все еще были заперты?
Я открыла дверь, очень осторожно закрыла ее за собой, а затем включила свет. Небольшая люстра осветила комнату слабым желтоватым светом, который даже не доходил до шкафа у дальней стены.
Хелена попросила меня спрятать корзинку в комнате Бернадетт до приезда Джиджи, до того момента, когда мы вместе начнем составлять памятный альбом. Корзинка стояла на тумбочке рядом с пустым стаканом, который я увидела, когда в первый раз пришла сюда, а я старалась не думать о женщине, умершей в этой самой комнате, и о ее сестре, которая хотела последовать за ней.
Я сняла крышку корзинки и увидела наверху ключик, лежащий между Библией и серебряной шкатулкой с четками. Я взяла его и подошла к шкафу, чувствуя в комнате чье-то незримое присутствие, словно кто-то направлял мои действия.
Ключ легко попал в замок, и я потянула за ручки обеих дверей, распахивая их. Я отстранилась, чтобы слабый свет мог попасть в темное пространство, и увидела конверт. Я вытащила его и долго рассматривала, словно все это происходило во сне и конверт в моей руке лишь чудился мне.
Сначала я подумала, что это письмо, о котором говорила Хелена, но ведь она сказала, что Бернадетт заставила сжечь его. На конверте были складки, как будто он был когда-то сложен вчетверо, чтобы уместиться в маленьком пространстве потайного карманчика. Я поднесла его ближе к глазам и прочитала имя адресата:
Поднеся конверт к свету, я увидела, как пожелтели от времени бумага и трехцентовая почтовая марка. Не было ни почтового адреса, ни указания улицы. Я немного помедлила и, наконец решившись, вытащила письмо из конверта и развернула его.
На нем стояли дата – шестнадцатое июня тысяча девятьсот пятьдесят первого года, и обратный адрес – посольство Германии в Вашингтоне, округ Колумбия.
Я даже не удосужилась рассмотреть имя и подпись чиновника, пославшего это письмо. Он представлялся мне строгим человеком в очках с металлической оправой и короткой стрижкой в армейском стиле, который даже не подозревал, что буквы, которые он печатал, могли навсегда изменить судьбу человека.