– Знаю, – сказала я. – Мы с Джиджи нашли корзинку, и я видела имя, написанное на обратной стороне.
Она посмотрела мне в глаза, ничего на это не ответив, а потом продолжила раскладывать старые фотографии, позволяя им падать на стол, словно осенние листья.
– Боюсь, когда я умру, все эти воспоминания исчезнут, как и истории жизни этих людей, как будто они никогда и не жили.
Я на секунду задержала дыхание, собираясь с духом, чтобы задать еще один вопрос.
– Значит, Финн ничего не знает?
Хелена покачала головой:
– Конечно, не знает. Мне было слишком стыдно признаться ему. Я знаю, что он очень переживал из-за самоубийства Бернадетт. Он сделал все, что мог, чтобы почтить ее память, и поэтому не дал просочиться в прессу слухам о самоубийстве. Но я не могла признаться ему, почему она это сделала. Прошло так много лет, и я уже свыклась со всей этой ложью. Магда и Бернадетт унесли наши тайны в могилу.
Я с облегчением вдохнула, зная теперь, что Финн понятия не имел обо всей этой истории, но в то же время испытала глубокую грусть. Я покачала головой.
– Нет, Хелена. Воспоминания не будут потеряны. Расскажите все Финну. – Я закрыла глаза, вспоминая слова, которые произнесла Ева. – Вы же умная, сильная, красивая и отважная. Ваша история должна сохраниться для семьи, ведь это то, чем когда-нибудь будет гордиться Джиджи, источник силы для нее. – Наши взгляды снова встретились, и я увидела в ее глазах новые тени, словно облака, закрывающие солнце.
– Мне бы хотелось, чтобы именно вы рассказали все Финну. Я бы сделала это сама, но, боюсь, у меня уже не будет возможности. Мне бы не хотелось отнимать его внимание в столь сложное время.
Я взглянула на нее с удивлением.
– Я, конечно, расскажу ему, если вы хотите. Но у вас достаточно времени, чтобы самой все ему поведать. И разве вы забыли о том, что Джиджи уже прикидывает фасон розового платья, в котором вы будете щеголять на ее свадьбе!
На ее лице промелькнула слабая улыбка, но глаза наполнились слезами.
– И все же я считаю, что будет лучше, если ему все расскажете вы. Я боюсь увидеть разочарование и боль в его глазах, а у меня на этой земле уже не так много времени, чтобы суметь это забыть. – Она похлопала меня по руке прежде, чем я смогла возразить. – Благодарю вас, Элеонор. За все, что вы для меня сделали.
– За что? – искренне удивилась я.
– За то, что заставили меня рассказать свою печальную историю. Ваша сестра на днях произнесла такие замечательные слова. Что-то насчет шансов на новую жизнь, которые существуют везде и всегда, стоит только задаться целью их найти. Все, что случается с нами, не имеет никакого значения, если никто не извлекает из этого никаких уроков. А еще за то, что терпеливо выносили мою грубость, а я ведь просто хотела заставить вас снова играть на пианино. Признаюсь, сначала мне было безумно тяжело слушать, как вы играете, ведь вы так напоминали меня в молодости – я тоже воспринимала музыку сердцем. Но это ваша собственная история, и вам тоже нужно было ее рассказать, чтобы исцелиться.
– И какова же моя история?
Хелена посмотрела через стекло веранды на реку, которая всегда стремилась к океану, казалось, она существует вечно, и даже безжалостное время не властно над ней.
– Она о том, что тяготы жизни вовсе не означают, что ваше сердце должно перестать чувствовать красоту. Благодаря испытаниям вы учитесь петь новую песню своей судьбы.
Я взяла старушку за руку и сжала ладонь, разделяя с Хеленой боль по потерянным годам жизни и сожаление о сделанном когда-то выборе, об ошибках, которые, как мы думали, невозможно было исправить. Мой взгляд упал на фотографии, и тут я вспомнила слова, которые когда-то произнесла Хелена.
– Вы вроде бы упоминали, что Бернадетт хотела составить для Джиджи альбом с фотографиями?
– Да. Но она умерла до того, как успела это сделать.
Я улыбнулась.
– Но у вас-то времени предостаточно. Кстати, и у меня тоже. И у самой Джиджи. Мы можем заняться этим вместе. Вы будете рассказывать все эти истории Джиджи, а я их запишу, и мы вставим фотографии в альбом и приложим к ним текст, чтобы Самюэль, Бенджамин, Гюнтер и все остальные никогда не были забыты. Джиджи должна унаследовать это достояние. И, поверьте, ей есть чем гордиться.
Глаза Хелены затуманились, и она часто заморгала, а я наблюдала, как она старается взять себя в руки.
– Ну если Джиджи примет в этом участие, то придется купить альбом с розовой обложкой.
Я сделала вид, что обдумываю это предложение.
– Не исключено. Надеюсь, нам несложно будет найти нужную расцветку.
Мы рассмеялись в один голос, и звук нашего смеха поднялся через стекло веранды в утреннее небо, где, раскинув крылья и купаясь в теплых солнечных лучах, парила большая белая цапля.
Хелена снова взяла в руки фотографию Гюнтера и откинулась на спинку стула, разглядывая ее.
– Мне так хотелось стать женой мясника, – со вздохом сказала она. – Мне бы нравилось жить на берегу озера Констанца и в разгаре лета любоваться вечными снегами на вершинах Альп. Думаю, я была бы счастлива там.