Старуха рассмеялась, ее пальцы ни на минуту не прекращали свою работу. Она только-только начала плести корзинку и сейчас трудилась над основанием из семи полосок пальмовых листьев, куда вплетала стебли зубровки. Да Джорджи учила меня, что на этой стадии можно начать плести корзинку любой формы, и именно в этот момент мастерица должна решить, что же она хочет сотворить. Каждый пучок травы, каждый листик имеет значение в будущем облике корзинки, и потом будет невозможно вернуться и начать все сначала, не расплетая весь замысловатый орнамент.
Я некоторое время наблюдала за работой женщины, восхищаясь магией ее движений, и вдруг подумала: а что, если бы и жизнь можно было начать с самого начала, уже прожив большую ее часть и имея возможность оценить, насколько ты оправдываешь собственные надежды, и исправить все прежние ошибки.
Джиджи все еще с интересом рассматривала большую овальную корзину с крышкой.
– Как ты думаешь, Элли, я туда влезу?
Старуха наклонилась, чтобы услышать, о чем говорит Джиджи.
– Эта корзинка называется «Спасательный люк».
Джиджи наклонила голову набок.
– А что, у них всех есть названия?
– У большинства есть. Но названия самых старых форм и орнаментов были утеряны со смертью их создателей.
Женщина медленно перевернула круглое основание незаконченной корзины. Кожа ее рук была темной, потрескавшейся, как изношенная перчатка.
– А вы уже знаете, что именно будете плести?
Она подняла глаза, и я увидела, что один из них помутнел от катаракты, но это вовсе не замедляло ее работу, и проворные пальцы перебирали костяную иглу и стебли травы, словно обладали собственным зрением.
– Еще нет. Я сначала должна почувствовать стебли, согреть их в руках, а уж они мне скажут, чем хотят стать. Иногда приходится сгибать их и сильно дергать, прежде чем они поймут свое предназначение.
– А как называется вот эта?
Мы взглянули на Джиджи, которая осторожно держала в руках неглубокую корзиночку с узкими основанием и верхней частью и более широкой серединой. Ручка ее была в два, а то и в три раза выше самой корзинки, а бока украшали изящные петли и завитки.
– Это очень старинный вид корзинок. Их использовали для хранения яиц, а орнамент называется «Тропа слез».
Джиджи нахмурилась, бережно поставила корзинку на полку и взяла другую.
– А эта?
Женщина на мгновение прищурилась, вспоминая название.
– «Сны реки».
Я подошла к Джиджи, и девочка протянула мне корзинку. Мои пальцы ощутили гладкие стебли травы, обвивающие плотно скрученные полоски из пальмовых листьев.
– Сколько она стоит?
– Ты хочешь ее купить? – спросила Джиджи.
– Да, для Хелены, – неожиданно произнесла я, прежде чем мысль успела сформироваться в моей голове.
– Из-за названия?
Я посмотрела на мудрого ребенка и снова удивилась, что ей всего десять лет.
– Конечно. Она сказала мне, что когда-то в юности жила на берегу реки Дунай. А теперь она живет у реки Эдисто. Думаю, ей придется по душе название корзинки.
– И ведь у нее нет своих корзинок, – подхватила Джиджи. – Все они принадлежали тетушке Бернадетт. Думаю, тете Хелене надо поставить одну у кровати, чтобы класть туда очки, часы и пульт от телевизора, хотя обычно она просит меня включать и переключать каналы, потому что никак не может с ним разобраться.
Я улыбнулась.
– Значит, так тому и быть.
Я передала корзинку ей, а сама полезла в сумку за кошельком. Как я и думала, цена на это произведение ремесленного искусства была довольно высока, но я заплатила, немного поторговавшись, как того требовала традиция. Благодаря щедрости Финна у меня теперь было больше денег на карманные расходы, и хотя я сама не верила, что решилась купить подарок для Хелены, корзинке, носящей имя «Сны реки», отныне было суждено принадлежать ей.
Джиджи была на удивление молчалива на пути к особняку Хелены, словно напряженно думала о чем-то, осторожно придерживая корзинку, лежавшую у нее на коленях. Я нарочито медленно проехала мимо рощи пекановых деревьев, думая, что, возможно, девочке нужно время, чтобы собраться с мыслями. Она заговорила, только когда я припарковала машину.
– Есть еще одна корзиночка.
Я взглянула на нее в зеркало заднего вида.
– Еще одна корзиночка? – переспросила я, не понимая, куда она клонит.
– Помните, тетя Хелена просила нас собрать все ноты из корзинок тетушки Бернадетт, и мы складывали их в те самые розовые папки, хотя я и пыталась найти папки другого оттенка, который мне больше нравится?
Я развернулась на сиденье, чтобы посмотреть ей в лицо, по-прежнему не понимая, что она имеет в виду.
– Конечно, помню. И раз уж ты сегодня здесь, мы сможем продолжить это занятие после твоего первого урока игры на фортепьяно.
Она посмотрела на меня своими серьезными глазами.
– Конечно, мэм. Но мне кажется, сначала нам надо посмотреть еще в одной корзинке.
– Ты имеешь в виду еще одну корзинку, где хранятся ноты? Ты знаешь, где ее искать?
Джиджи с готовностью кивнула.
– Да. Правда, я не знаю, есть ли в ней ноты. Я просто боялась в нее заглядывать.
Я поерзала на сиденье, охваченная неясным беспокойством.
– А где ты нашла эту корзинку?