– Совершенно верно, – сказала я, беря на заметку то, что отныне в своих уроках надо делать как можно больше сравнений музыкальной техники с танцами. – Прежде чем мы начнем учиться читать ноты, мне бы хотелось, чтобы твои пальцы привыкли к клавиатуре.
Я остановилась, поняв вдруг, что в точности повторяю слова своего отца, когда он впервые усадил меня за пианино. Мне было пять лет, я устала ждать, когда он освободит инструмент, чтобы постучать по клавишам самой, и просто уселась рядом с ним. У нас тогда было электронное пианино, но через год отец купил мне «Мэйсон и Хэмлин».
– Положи правую руку на клавиши так, чтобы большой палец находился прямо на до первой октавы.
– А когда можно будет нажимать на педали?
Я спрятала улыбку.
– Ну тебе придется немного подождать, пока мы дойдем до этого. Использовать педали – это все равно что танцевать на пуантах. Можно покалечить ножки, если начать слишком рано.
Джиджи от удивления широко распахнула глаза.
– А что, можно покалечиться, играя на пианино?
– Ну только если сюда пожалует тетя Хелена со своей тростью, – пробормотала я.
Я показала Джиджи, как держать запястья, не касаясь инструмента, и округлять пальцы, касаясь клавиш их кончиками. Моя ученица жаждала новых знаний и удивительно внимательно слушала, не отвлекаясь ни на минуту. Однако через полчаса мы обе почувствовали, что нам нужен отдых. Джиджи соскользнула со скамейки.
– Хочу, чтобы вы мне поиграли.
– Не думаю, что стоит.
– А мадам ЛеФлер всегда для нас танцует, когда мы действительно хорошо поработаем. Если только вы сами хотите. Тетя Хелена говорит, что вы не хотите для нее играть, потому что просто не умеете, а те пьесы, которые вы сыграли в первый раз, когда приехали сюда, – это все, что вы знаете, и что вы исполняли их так часто, что создается впечатление, будто звуки доносятся из жестянки.
Я пристально посмотрела на нее, отматывая ее слова назад, чтобы быть уверенной, что мой гнев направлен по правильному адресу.
– Она и вправду так говорит? – спросила я, вставая и подходя к углу комнаты, где в разных папках лежали ноты, которые мы собирали. – Ты не помнишь, куда мы убрали Дебюсси?
Джиджи подскочила к стопке нот под портретом женщины в красном платье.
– Вы сказали, что надо убрать произведения всех композиторов, кроме Бетховена, Моцарта и Шопена, в эту стопку.
– Я так сказала? – спросила я, совершенно не помня заявленные мной же принципы классификации. Однако в моей памяти было живо то отвращение, с которым я восприняла это задание, и неприязнь, испытываемая к измыслившей его женщине. Видимо, я просто не понимала, в чем состоял подвох и почему вдруг она решила задействовать мои организаторские способности.
Опустившись на корточки, я принялась пролистывать ноты, помня, что видела отдельную копию «Лунного света», не входящую в сборники. Я просмотрела уже половину стопки, когда наконец обнаружила то, что искала. Я схватила ноты и высоко подняла их, словно долгожданный приз.
– Думаю, тебе это понравится, – сказала я.
Поставив ноты на пюпитр, я нарочито медленно и церемонно уселась так, чтобы до первой октавы было прямо передо мной, и подкрутила скамейку до нужной высоты. Я довольно долго смотрела на ноты, казалось, мои пальцы вспоминают их звучание, как случайный запах вызывает цепочку давно забытых воспоминаний. Я любила Дебюсси, а эту пьесу – особенно, за ее совершенную красоту. Слушать и играть эту светлую музыку, окрашенную чувственностью, было огромным наслаждением, впрочем, как и другие произведения Дебюсси. Это была первая пьеса, которую я разучила сама, и когда я ее наконец сыграла, то впервые увидела, как отец заплакал. Его это здорово смутило – он смахнул со щеки слезу своей огрубевшей от солнца и моря ладонью и сделал вид, что ему просто соринка попала в глаз.
– Надеюсь, тебе это понравится, Джиджи. Клод Дебюсси известен как основатель музыкального импрессионизма, хотя он никогда этого и не признавал. Не уверена, что существует импрессионизм в танцевальном искусстве, но ты, наверное, видела картины французских художников с танцовщицами.
Девочка смотрела на меня ничего не понимающими глазами, и это только подтвердило мои подозрения, что преподавание – не моя стихия.
– Ну хорошо, – сказала я, опуская пальцы на клавиши. – Возможно, я буду ошибаться, но постарайся просто наслаждаться музыкой. Я даже не прошу тебя наблюдать за моими пальцами и пытаться понять технику, потому что, возможно, не все буду делать правильно.
Джиджи уселась на маленький диванчик. Ее ноги едва касались пола.
– Зачем вы оправдываетесь? Просто играйте.
Я даже не стала ее спрашивать, было ли это ее собственное выражение. Я не была знакома с мадам ЛеФлер, но, судя по тому, что я о ней успела узнать, похоже, Джиджи все же позаимствовала эти слова из ее лексикона.