Между Сциллой и Харибдой

Не иначе как в политическом руководстве СССР – затаился не разоблачённый вовремя троцкист!

Тот, с понимающей улыбкой:

– Сделаем, партнёр!

Мистер Гейдлих, достал блокнот и карандаш и, перекатывая сигару из одного кончика рта в другой:

– Пожалуй, я буду записывать… Что ещё?

– Ээээ… Мне нужно купить несколько недорогих, но обладающих бойким пером журналистов в американских англоязычных газетах, которые читают эмигранты из России.

Покрутив головой, как будто ему вдруг стал тесен воротничок:

– Это будет проще всего.

– И первым делом, Иохель, найди мне хорошего букмекера. СРОЧНО!!!

– Зачем?

Мне нечего скрывать от своего американского партнёра:

– Чтоб, сперва поставить на Калвина Кулиджа. А потом… На тебя!

– ХАХАХА!!!

– ХАХАХА!!!

Присоединяясь к его жеребячьему ржачу и, отвезя его и переводчика на полустанок, мы расстаёмся… Надеюсь друзьями и, надеюсь – ненадолго.

* * *

«Деньги-деньги дребеденьги

Позабыв покой и лень

Делай деньги! Делай деньги!

А остальное все дребедень!»[41].

Деньги, деньги… Дребеденьги. Постоянно над головой висит угроза финансового банкротства…

Идея насчёт инфы про крах РАИК – шаг за шагом выкристаллизовывалась в моей голове, а затем через компьютер материализовывалась в чёткий план действий на бумаге.

Да, что там «РАИК» – мелочь пузатая!

По малому замахиваться – только ладонь отшибёшь.

«На бумаге» всё вырисовывается довольно классно, но конечно – даже при помощи Иохель Гейдлиха, такое мне без денег не поднять, не осилить…

НЕ ПРОВЕРНУТЬ!!!

А ведь кроме того – мне швейную фабрику, обувной цех, цех туалетной бумаги, канцелярских принадлежностей… На заокеанского партнёра надейся – а сам не плошай.

Наконец, мне – мой «завод-заводов» и ещё много чего надо строить!

Попаданец без денег, это не прогрессор вовсе – а как паровоз без воды: жалкая, никчемная, бесполезная личность – годная только на лесоповале топором махать.

В поиске заветных бабосиков я пошёл уже знакомым путём – обратившись к старому, хорошо мне известному «инвестору». Политика большевиков в части валютных операций была крайне непоследовательной. Осенью 1923 года спекулянтов валютой стали зажимать, а весной 1924 – вновь расслабили гайки и, в обоих случаях – я заранее предупредив Ксавера, получил свою долю.

Однако опять, блядь, мало!

Разговор, скажем честно – не из лёгких, состоялся в доме Ксавера, за столом в той же комнате где мы с ним познакомились. Правда, в этот раз мы были с ним наедине – никто над моей душой не стоял и ножиком со скуки не поигрывал…

Ксавер, ознакомившись с моим проектом, чуть с дуба не рухнул:

– «Корпорация»?

– «Русско-американская индустриальная корпорация» – мне лишь для розжига аппетита, партнёр. «Всесоюзный текстильный синдикат» – вот достойная цель!

– Не сходи с ума, Серафим!

– А, что не так? Я тебе здесь всё по полочкам разложил, Ксавер: если найдёшь какой сомнительный момент – скажи, я над ним ещё поработаю.

Тот, ещё раз бегло пробежавшись по краткому «дайджесту» плана:

– …Нет, по деловой части – у тебя всё схвачено, комар хобот не подточит. Но потом с твоей корпорацией или синдикатом, что прикажешь делать?

Принимаю невинно-недоумённый вид:

– С восемью миллионами прибыли в баксах, только от «РАИК»? «Прикажу» тебе деньги грести лопатою… Кстати – могу подсказать, где её приобрести!

Наши штампованные ульяновские лопаты уже успели прославиться по всей округе.

Мой собеседник только рычит:

– Тебя ею зарыть, разве что? Ты только посмотри на их трудовое законодательство!

– Частенько смотрю и, что?

– Как можно промышленнику-частнику работать в таких условиях? Со своими-то деловыми да артельными – я всегда найду общий язык, а эти…

Замолкнув, Ксавер только досадливо крякнул.

Сперва соглашаюсь:

– Я знаю, что по нашему трудовому законодательству – пролетарию можно вообще не работать, числясь на предприятии и, при этом весьма кучеряво жить…

По современным для хроноаборигенов меркам – «кучеряво», уточню. Ибо, будь ты даже ударником труда – ходить тебе в тех же обносках и кушать через раз: на государственных предприятиях действует реликт Военного коммунизма – «уравниловка», считающаяся принципиальным моментом для сидящей на «кремлёвской пайке» партноменклатуры.

Затем, сделав донельзя умное лицо, слегка приоткрываю занавес над будущим:

– Но, времена меняются – меняется и трудовое законодательство, Ксавер! Не за горами то время, когда предприятия переведут на хозрасчёт, на них будет введена сдельная оплата, а за опоздание на пятнадцать минут и за тунеядство – «гегемонов» будут отлавливать, как негров в Африке в своё время и, отправлять заготавливать лес на дальнюю делянку…

Моё пророчество, впрочем, не произвело должного впечатления:

– Да, когда это будет… Мне уже кажется, что коммунисты – это навсегда.

– Согласен, это будет ещё не скоро. Однако…, - несколько примиряющим тоном, сделав паузу, – в наших силах, годков скажем эдак на десять – этот момент приблизить.

В сердцах хлопает ладонью об стол:

– Нет, денег я тебе не дам!