Между вороном и ястребом

- «Это ведь запах шамьета меня разбудил - подумал Аластор. с потаенным страхом понимая, что нужно отлипнуть от спасительного подоконника, пойти в другую комнату и поговорите, наконец, с лучшим другом, которого ему послала судьба. - Я так привык что мое утро начинается с этого аромата, с улыбки и шуток Лучано, с его забсты и верности... Он прикрывал меня в бою. что должен был стать для нас обоих последним, а я теперь... боюсь с ним поговорить?' Всего лишь из-за того, что мы на несколько мгновений коснулись друг друга губами? А когда в походе мы мерзли и жались друг к другу под одним одеялом, чтобы согреться, меня это не смущало? Или когда я помогал ему, больному, облегчиться, придерживая за такие места, которых мужчины друг у друга касаться не должны, но что делать-то. если один из них горит в лихорадке, а второй не может свалить подобное на невинную девушку'' Тогда меня ничто не смущало! А тут надо же - переживаю свой позор, как скомпрометированная девица!»

- Он отошел от окна, взлохматил волосы и так растрепанные после сна. пригладил их щеткой и наскоро перевязал лентой, взятой со столика. Мельком глянул в зеркапо - а ответ оттуда глянула знакомая физиономия, насупленная но решительная

- "А еще король! - подумал язвительно. - Считаешь себя вправе решатэ чужие судьбы а от такого пустяка чуть в окно не выпрыгнул' Стыдно, младший лорд Вальдерон! Вот иди теперь - и исправляй все. что нечаянно натворил¹

- Подойдя к двери между спальнями, он решительно распахнул ее. переступил порог и тут же замер. Открывшаяся картина была привычной и совершенно умилительной. Лучано. в одной лишь белой рубашке, темных домашних штанах и босиком, возился с жаровней, стоя у окна спиной к Аластору. Только что снятая шэнье исходила душистым паром на столике рядом с ним В окно ярко сияло солнце, бросая крошечные блики на смоляные волосы итлийца и яркую эмалевую заколку, которой Лу собрал их в небрежный хвост. На постели, аккуратно заправленной, словно хозяин встал уже давно или вовсе не ложился, поверх покрывала спал Флориморд. уютно свернувшись серо-белым клубком и уткнувшись носом з пушистый хвост. А на ковре у кресла Перлюрен увлеченно грыз печенье держа его обеими лапами и ревниво покосившись на Аластора будто подозревал его в намерении ограбить бедного енотика

- «Лу ему уже два раза новую корзину заказывал. - мельком вспомнил Аластор. - Но наглая зверюга скоро и в эту перестанет помещаться. Может, он оборотень, как некоторые вольфгардцы? Для того и деньги собирает, чтобы принимать человеческое обличье, выбираться за пределы дворца и тратить их в свое удовольствие? И хорошо еще. если невинно раззлекается в театральных балаганах или скупает кондитерские лавки¹

А вдруг у него там возлюбленная, которая не подозревает, что предмет ее страсти - енот? А там и детишки пойдут... Тьфу, глупость какая! Придет же в голову! Это. наверное, от голода, я же вчера только позавтракал а потом началось вот это все... А здесь шэмьет пахнет... и булочки на столе! Любимые булочки Лучано, сдобные, с корицей, он Катрине из самой Итлии рецепт привез...

- Аластор сглотнул слюну, и в желудке у него позорно заурчало.

- Как всегда не оборачиваясь, словно у него были глаза на затылке, и он точно знал, кто вошел. Лучано перелил шамьет в любимую чашку Аластора, голубую с золотом, которую сам же и привез ему из Итлии. взял блюдо с булочками и отнес это все на столик. Посмотрел Аластору в лицо непривычно серьезными глазами без обычной смешливой искорки и уронил:

- Доброго утра, монсиньор.

- Ты опять?! - вырвалось у Аластора.

- Сделав шаг вперед и с трудом отведя взгляд от вожделенного завтрака, он уставился на Лучано и потребовал:

- Если обиделся - дай мне по физиономии! Или уж выскажи все. что накипело! А вот так - не нужно! Как будто мы... чужие! - И добавил, смутившись, но упрямо глядя на эту итлийскую заразу. Паскуду в человеческом обличье - а зедь давно пора их познакомить обещал же! - Я пришел просить прощения...

- Прощения? - тихо повторил Лучано — Право, не вижу для этого причин. Если кому-то и следует извиняться, то именно мне. Я позволил себе лишнего - и словами, и действиями. Чрезвычайно сожалею.

- Уголки его красивых, четко вырезанных губ дрогнули то ли в усмешке то ли в учтивой улыбке, и Аластор первый раз за все время их знакомства вдруг понял, что говорит не просто с Лучано Фарелли. наемником которому сам пожаловал дворянский титул, но с принцем Джанталья. Пусть бастардом, как он сам. но древней крови, в которой плещутся и гордость, и отвага, и ярость - и все это в любой момент готово плеснуть наружу. А то. что обычно Лучано ходит на мягких кошачьих лапах с любезно втянутыми когтями и попусту не скалит ядовитые клыки - так это исключительно его выбор. Можно и даже нужно быть ему за это благодарным, но принимать такие манеры за слабость ни в коем случае не следует.