Между жизнью и честью. Книга II и III

Справка. 11 августа части 6-й гвардейской танковой армии генерала А. Г. Кравченко преодолели Большой Хинган.

13 августа 6-я гвардейская танковая армия, имевшая в своём составе 1019 танков, прорвала японскую оборону и вышла на стратегический простор. Квантунской армии ничего не оставалось, кроме как отойти через реку Ялу в Северную Корею, где её сопротивление продолжалось до 20 августа.

К 17 августа 6-я гвардейская танковая армия продвинулась на несколько сот километров — и до столицы Маньчжурии города Чанчунь оставалось около ста пятидесяти километров.

17 августа Первый Дальневосточный фронт сломил сопротивление японцев на востоке Маньчжурии, занял крупнейший город в том регионе — Муданьцзянь.

Справка. Акт о капитуляции Японии был подписан 2 сентября 1945 года на борту линкора «Миссури» в Токийском заливе.

Покаяние

* * *

На протяжении всей работы над данной книгой меня тяготили сомнения: надо ли описывать давний разговор с моим Крёстным. Разговор, который состоялся почти сорок лет после войны и который я не могу забыть столько же лет.

Сегодня, 5 декабря 2021 года мне приснился отец. Он очень-очень редко приходит в мой сон. Одет отец был в военную форму, статный, красивый. Мы танцевали с ним вальс. Я была удивлена тому, как легко он кружился…

Примечание.Я никогда в жизни не видела отца танцующим, потому что он всегда веселил других, играя на гармошке.

Я встретила рассвет легко и радостно, поняла, что отец поддерживает меня, ободряет и одобряет мою работу над книгой, от которой, честно сказать, я устала. Он радуется за свою «дочечку».

* * *

Сычёв Александр Степанович, слева: военные годы, справа: работа в Суворовском училище.

Это мой Крёстный Александр Степанович Сычёв. Помню, мама рассказывала, когда собрались крестить первенца, она спросила папку, кого взять в кумовья. Он, не раздумывая ответил: «Моего фронтового друга Сычёва Александра Степановича».

* * *

В памяти моей, четырёхлетней девчушки, встаёт такая картинка: крёстный держит в левой руке редкий гостинец — пряник, а правую подаёт мне со словами «Дай пять!», но я гордо поднимаю руку вверх.

«Ишь-ка, с характером», — улыбнулся крёстный и протянул мне пряник.

И ещё одна картинка, которую я вспоминаю с сожалением, потому что невозможно её откорректировать, что-то исправить.

Папки уже не было в живых. Я училась в Трубчевском педучилище. Приехала на праздник, и меня тут же пригласили участвовать в вечернем концерте. Музыкант у нас был талантливый: раз пропоёшь, он уже усвоил мелодию. Ну, а мои песни были ему знакомы.

После исполненной первой песни «На кургане» на сцену поднялся мой Крёстный Александр Степанович, приблизился ко мне, пытаясь обнять. Я отшатнулась от него, сама не знаю почему. Возможно, потому что он был выпивши, возможно, это было для меня неожиданностью.

В его глазах были слёзы. А теперь вот мои глаза наполнены слезами. Позже он пришёл к нам домой, и мы долго разговаривали. (Об этом в очерке «Я помню, плакал мой отец»).

* * *

Я хочу рассказать о другом разговоре, который можно назвать исповедью или покаянием, который, как я понимаю, моему Крёстному дался нелегко. А дело было так…

Где-то в 1980 году, будучи семейным человеком, в июле месяце я приехала на пару дней в Москву к старшему брату Анатолию, чтобы немного отовариться. На периферии невозможно было что-то хорошее купить из одежды, то же было и с продуктами.

Мы сидели с ним за столом, разговаривали, и тут он мне сообщает, что нашего отца разыскивает какой-то однополчанин.

«Запомнил его легко, — рассказывал брат, — потому что звать как и меня, отчество как соседа Егора Павловича, фамилию вот записал».

Анатолий подал мне листок, где было написано слово «Рюмин».