Междукняжеские отношения на Руси. Х – первая четверть XII в.

Таким образом, если учитывать, что свидетельства, будто Борис был любимым сыном Владимира, могут быть данью агиографической традиции, нет достаточных оснований, чтобы говорить о его десигнации. Назначение Бориса командующим киевской дружиной, отправленной на печенегов (по свидетельству соответствующего фрагмента летописной статьи 1015 г., который, по всей видимости, первоначально являлся фрагментом повести «Об убиении»), может быть интерпретировано как факт военно-политической необходимости, вызванный отсутствием в Киеве других сыновей Владимира, хотя нельзя отрицать, что с этого момента он стал представлять реальную политическую силу, о чем свидетельствует приведенный в повести «Об убиении» и затем повторенный в «Анонимном сказании» и в «Чтении» рассказ о переговорах между Борисом и Святополком, осуществлявшихся через послов²²². По словам составителя повести «Об убиении», Святополк, для того чтобы нейтрализовать Бориса, пообещал увеличить размер удела, полученного им от отца («яко с тобою хочю любовь имети и къ отню придамь ти»), а параллельно подготавливал его убийство с помощью вышегородцев. Трудно сказать, насколько соответствовал действительности данный факт, однако то обстоятельство, что положение Святополка, как мы говорили выше, являлось весьма непрочным, вполне могло толкнуть его на превентивные меры по отношению к Борису. Помещенное тут же в тексте повести упоминание о предложении, сделанном Борису дружиной, – пойти на Киев, чтобы утвердиться «на столе отни», – судя по ответу, который ему приписывается («не буди мне възняти рукы на брата своего стареишаго, аще и отець ми умре, то сь ми буди въ отца место»), возникло под влиянием доктрины о приоритете «старейшинства», которая, как будет показано ниже, сложилась на рубеже XI–XII вв.

С.М. Соловьев, рассматривая содержание повести «Об убиении» в контексте развития междукняжеских отношений, отметил, что Борис своей смертью осветил уважение к понятию родового старшинства; однако он же акцентировал внимание на том, что этот текст первоначально не являлся частью ПВЛ²²³. А.Е. Пресняков предположил, что составитель повести экстраполировал понятие «быти въ отца место» из эпохи Ярославичей на политические реалии эпохи Владимировичей²²⁴

. Гипотеза Преснякова была подвергнута критике, однако в построениях А.П. Толочко, М.Б. Свердлова, В.Ю. Аристова, проводящих в поддержку своих утверждений аналогии между мотивом «старейшинства» в повести «Об убиении» и в «ряде» Ярослава из статьи 1054 г.²²⁵, недостаточно учтен текстологический аспект. Между тем наблюдения над текстом свидетельствуют в пользу вторичности этих фрагментов. Признание этого факта позволяет увидеть

динамику развития междукняжеских отношений; понять, какие изменения их репрезентации имели место в процессе развития летописной традиции, и попытаться выяснить, чем они могли быть обусловлены. В повести «Об убиении», равно как и в других памятниках Борисоглебского цикла, мы находим два интересных компонента: это представление о приоритете «старейшего», не свойственное древнейшей части летописи, и представление о единовластии: выразителями этих представлений являются, с одной стороны, Борис и Глеб, а с другой – Святополк. Помимо почитания старшего брата младшим «въ отца место» повесть «Об убиении» акцентирует внимание и на послушании сына отцу в рассказе о том, как Святополк после убийства Бориса «с лестью посла къ Глебу глаголя сице: „поиди вборзеотець тя зоветь, не сдравить бо велми“. Глебъ же вборзе вседъ на коне с малою дружиною поиде, бе бо послушливъ отцю»²²⁶

. Этот мотив (менее конкретно выраженный в «Анонимном сказании»)²²⁷ близок к идее о «послушании», пронизывающей летописный рассказ о последней воле Ярослава под 1054 г., и к летописной оценке событий 1073 г., в результате которых это «послушание» было нарушено. Данный пассаж вполне мог послужить запоздалым упреком в адрес Святослава Ярославича, которого летопись называет инициатором изгнания своего брата Изяслава и который, судя по «Сказанию чудес», поддерживал именно культ Глеба, – но вряд ли его появление было возможно при жизни самого Ярослава, который в 1014 г. не подчинился воле отца²²⁸.