Междукняжеские отношения на Руси. Х – первая четверть XII в.

Последней вставкой в статье 1024/25 г. являются слова, сообщающие о том, что после поражения и бегства Ярослава в Новгород «.посла Мьстиславъ по Ярослав, глаголя: „сяди в своемь Кыеве, ты еси стареишеи братъ, а мне буди си сторона (Днепра. – Д. Б.)“»

²⁶³, которые, как полагает Н.Ф. Котляр, «были вписаны впоследствии покорным Ярославу летописцем, чтоб утвердить его преимущественные семейные права на киевский стол»²⁶⁴

. За их исключением продолжением сюжета о Лиственской битве мы должны признать фразу: «и не смяше Ярославъ ити в Кыевъ, дондеже смиристася, и седяше Мьстиславъ Чернигове, а Ярославъ Новегороде, и беяху Кыевемужи Ярославли», а завершением ее фрагмент, читающийся под 6534 (1026/27) г: «Ярославъ совокупи воя многы и приде Кыеву, и створи миръ с братом своим Мьстиславомь у Городьця, и разделиста по Днепръ Русьскую землю: Ярославъ прия сю сторону, а Мьстиславъ ону»²⁶⁵. В качестве дополнительного аргумента, позволяющего подтвердить искусственность контаминации известий о Мстиславе в ПВЛ, обратим внимание на следующий факт: под 1023 г. говорится, что Мстислав пошел на Ярослава с хазарами и касогами, но под 1024 г. его войска упоминаются исключительно под определением «дружина». Как «дружинный» князь он представлен и в летописном некрологе под 6544 (1036/37) г., где после известия о том, что «Мьстиславъ изиде на ловы, разболеся и умре», сообщается: «Бе же Мьстиславъ дебелъ теломь, черменъ лицем, великыма очима, храборъ на рати, милостивъ, любяше дружину по велику, именья не щадяше, ни питья, ни еденья браняше». Сюжетная и терминологическая общность летописных статей 1024/25, 1026/27 и первой части статьи 1036/37 гг. (до слов: «посемь же перея власть его всю Ярославъ и бысть самовластець Русьстеи земли»)

²⁶⁶ позволяет признать, что они принадлежат одному автору.

Рассмотрев структуру этого летописного рассказа, перейдем к его интерпретации. Конечно, дать однозначную интерпретацию мотивации и легитимности действий Мстислава в 1024/25 гг. вряд ли возможно, поскольку их с равным успехом можно обуславливать и принципами коллективного совладения, и проявлением политического авантюризма. Отметим то обстоятельство, что правитель периферийного княжества не побоялся выступить против своего брата с тем, чтобы вокняжиться в Киеве. Появление войск Мстислава под стенами Киева произошло в отсутствие Ярослава, находившегося в Новгороде, и, судя по всему, было неожиданным. Однако, несмотря на столь благоприятные условия, Мстислав не воспользовался бывшим на его стороне военным преимуществом, а доверил свою политическую судьбу решению «кыян», которые сделали свой выбор в пользу Ярослава, после чего претендент на киевский стол отправился в Чернигов. Из этого можно заключить, что Мстислав либо не надеялся на мощь своей дружины (по крайней мере, летописец ничего не говорит о том, что он пытался штурмовать город), либо сознавал шаткость своих притязаний, которые, по всей видимости, могли увенчаться успехом лишь в случае поддержки со стороны местных жителей. Прецедент имел место в 1015 г., когда вокняжение Святополка состоялось именно благодаря тому, что он сумел расположить «кыян» в свою пользу²⁶⁷

, но Мстислав не сумел этого добиться, и «кыяне» остались верны Ярославу. Здесь налицо акт проявления политической воли жителей города (городской общины), впервые выступающей в качестве арбитра в междукняжеском конфликте²⁶⁸.