Междумирье

– Пойдем, – немного приобняв ее, проговорил Лиан. – Я не привел бы тебя сюда умирать.

Девушка с вызовом посмотрела в глаза юноши и попыталась высвободиться, чтобы показать свою решимость, но тот не отпускал ее. Она почувствовала, что ее действие вдруг испугало ее проводника. Он не боялся за их жизни, был спокоен и нежен, но не позволял ей отпустить свою руку.

Аккуратно они ступили за линию, но ничего не произошло.

– Все в порядке, видишь? – тихо прошептал он ей на ухо, и они двинулись дальше.

Дно каньона было каменистым, а кое-где песчаным. То и дело Фария видела лежащие тут и там скелеты: какие-то с раздробленными от падения костями, а какие-то словно обессилившие, упавшие не успев пройти и нескольких метров. Лиан четко вел девушку, обходя множество трупов. Он знал куда шел и старался укрывать свою возлюбленную от неприглядных видов.

Вдруг девушка увидела мужчину, в совсем новой рабочей одежде. Он лежал в неестественной позе рядом с обрезанным канатом. Судя по всему, он мог быть еще жив, так как явно спустился раньше, чем лишился пути отступления.

Фария посмотрела наверх и увидела несколько выступов, удобно спускающихся от одного из уже неиспользуемых плато. Она вопросительно взглянула на юношу, но тот покачал головой, отведя взгляд.

– Пожалуйста… – прошептала она.

Лиан сдался и подвел девушку к мужчине. Но вблизи им открылась страшная картина: под его кожей ползало множество трупных червей, светящихся ауфентитовым цветом. Тусклые сиреневые огоньки то гасли, то зажигались вновь, вздымая мертвенно бледную кожу бугорками. Оценив обстановку, Лиан тут же повел Фарию прочь, в ближайшую пещеру.

– Он не мог быть жив, – шептал он, когда они медленно шли по расширяющейся расщелине. Вокруг становилось все больше ауфентита, который светился все ярче и ярче, словно приглашая внутрь.

«Иду словно в пасть к хищнику», – подумала девушка, но вслух спросила:

– Почему тогда живы мы?

– Потому что здесь я, – не пытаясь хвастаться, а даже немного стыдливо произнес юноша.

Они вышли в подземный грот, залитый светом, словно днем. Здесь же расположились и особо крупные кристаллы ауфентита, размером с доминутемпа в самом расцвете сил. Таких больших кристаллов Фария никогда не видела, даже не представляла, что они существуют.

Рядом расположился нахохленный домик, точнее вполне сносная пародия на него, несколько лежаков и стол, с вазоном полностью наполненным странными фруктами, которых девушка никогда в своей жизни не видела.

– Ты мог бы не держать ее все это время, – донесся переливистый голос сзади. Фария обернулась и увидела девушку в сиреневом ореоле. Ее тело и платье были сотканы будто из чистого света, который совсем не слепил глаза. Плавные черты лица и длинные, почти прозрачные, волосы. Глаза не казались живыми, но от взгляда веяло теплотой.

– Познакомься, – чуть смутившись произнес Лиан, наконец отпустив вспотевшую руку девушки. – Это моя мама. Она меня вырастила, в этом смысле, – лицо юноши все больше заливалось краской. – Ее зовут Ауфенталия, хотя ты, вероятно, знаешь ее как «духа планеты».

Фигуры на столе медленно таяли, намекая, что конец партии близко. Безумие с удовольствием наблюдал за разгорячившимися сестрами, которые уже в открытую спорили, не замечая ни своего гостя, ни его фигур.

– У них чистая и светлая любовь, – с запалом срывалась на крик Воля.

– Это Хранитель, – чуть ли не рыком отвечала Судьба. – Чем слабее будет он, тем вероятнее, что в наши руки попадет Адинамия!

– Он еще не тот, кем мы его знаем!

Пламя в глазницах двух спорящих скелетов вспыхнуло и разгорелось. Они не хотели уступать друг другу, но по каким-то иным причинам. Их пустую грудь сдавливало совершенно неизвестное доселе чувство, когда они смотрели на то, как пара юных доминутемпов молча рассекает поле. Оно оказалось настолько сложным и многогранным, что определить его истинную природу не представлялось возможным. Но обе были единодушны в одном стремлении – избавиться от него.

Воля считала, что она испытывает сильную тоску, а потому стремилась сохранить отношения юноши и девушки, чтобы, пусть и косвенно, утолить боль, что растет в ее пустой груди.

Судьба же предполагала, что ее изнутри сжигает ревность. Она была крайне возмущена этим фактом, потому что на кого-кого, а на Хранителя она не собиралась растрачивать свою хладнокровную и расчетливую любовь. Но, в попытке усмирить разыгравшуюся бурю эмоций, она всеми силами старалась разрушить идиллию, складывающуюся за трещиной.

В отличие от сестер, Безумие наблюдал за происходящим с наиболее философской точки зрения. У него наконец появилась возможность поразмышлять на тему самой игры.