С наступлением сумерек Принцип отважился в свою. Решил, в одиночестве сумеет отбояриться от любых, Кильские мирные, восстание в Чукисаке, меланхолия Симона Боливара, выпуск менеджеров из Гора-Горецкого земледельческого, паче, паспорт в порядке, насколько может мольберт у вдохновенного, ничего незаконного пока не, смешно такое слушать. В случае обнаружения полицией окна на крышу и попытки самоличного явления, велел своим расползтись в разные части и притвориться охотящимися кошками. Верхняя бездна на губернию-со-всеми-вытекающими изъязвлённый эшарп, лизоблюды капитулярия, по большей части и по глубокому убеждению Принципа, люди вздорные и ленивые, в связи с чем вряд ли драть мундиры со взятками во всех карманах о черепицу и пачкать о сажу из труб. Всё крепло подозрение, уже покинули его. Конечно, могли оставить шпика, в ширму или в заблудившуюся молочницу, Принцип рассчитывал, одного тем или иным выведет из пределов опасности. Когда Темя на пяте восстановил дыхание, шумное сопение перестало слышаться из-за печной, Принцип люк и внутрь верёвочную. Мансарда пуста. Подошёл к столу, чернильницу, в открытый на крышу. Знак, опасность хоть и есть, в меру миркованья. На заре казнить Горло жирафа. В глухой предрассветный, чёрные кареты сокрушают ворота, люди стоят на столбах, забастовщики стягиваются в условленное, на улицах ж/д артерии безлюдно. Местом пустырь на задворках винных в стороне от Мясницкой. Как раз один из тоннелей. Горло жирафа не противился, хоть знал, куда пехотируют. Спокойствие подозрительным, ожидалась некая на прощание, может потуга к побегу. Промозгло, ноябрьский дождь перемешался в то со снегом. На пути единственная белая собака с розовым брюхом от коего пар, почивавшая подле сточной. Географически со складами визави дома Принципа (Мясницкая параллельно Московской), для оптимскорейшего надлежало лишь миновать несколько подворотен, избран кружной. Пустырь грачиным карканьем, жухлыми кустами-радиоантеннами, намекающими на скорый повсеместный когерер, мусорной вонью. Ближе к полузаваленному в тоннель, повздыхали в разной тональности. Горло жирафа спиной, пред ним Принцип, на отдалении под руки Ятреба Иуды и Темя на пяте. Даю тебе возможность-последнее желание сознаться, Принцип. Не лги только, можешь единственно писать и у тебя болит твоё гороховое горло. Не стану и заикаться, тот. Ты агент полиции-матери земли? Ты так ничего и не понял, хотя делал вид, что с претензией. Возможно, прочтя это справа-налево, поймёшь, Горло жирафа Принципу тетрадь, ударил по протянутой в ответ, после чего всё-таки. Взял и вновь взглядом к предателю-ментальному конденсату. Давай, не тяни с этим до Рождества, Горло жирафа задрожал будто от страха, но на лице не проявился, застыло под завесой мечтательности. Принцип нож и, приблизившись к закрывшему одним быстрым по горлу и в то же мгновенье в сторону, бурлящая как у репортёра кровь. Горло жирафа захрипел и повалился. Подёргался и затих. Оставим его здесь, но не для грачей-людоедов. Ятреба Иуды, по-видимому, свистевший по катакомботрадициям, и сам. Вдвоём затащили окровавленное в тоннель, вымелись из под солегнёта. Утащат не желающие освобождаться крепостные, богам за их.