Мякин

«А ведь я и есть сирота», — и он вспомнил, как дядька однажды сказал: «Ты, парень, молодец. Вот мать бы обрадовалась, царствие ей небесное».

Языки пламени быстро пожирали деревянные обрезки от ящиков и прочего хлама. Старик сидел у костра. Огонь жадно расправлялся с деревяшками. Издалека казалось, что костёр живёт сам по себе, и, только когда небритый открывал глаза и подбрасывал новую порцию дров, становилось понятно, что старик и костёр — одно целое. Мяк любил наблюдать за этой парочкой и всегда, прежде чем приблизиться к кирпичной стене, несколько минут стоял поодаль, тихо размышляя, о чём думает небритый, старожил этих мест. Может быть, он вспоминает, мысленно перебирает изо дня в день эпизоды своей жизни в либертории, а может быть, думает о своём детстве — ведь было же у него когда-то детство.

Небритый пошевелился, открыл глаза, аккуратно положил на раскалённые угли обрезок доски, и Мяк подумал:

«Вот и я когда-нибудь буду в одиночестве сидеть у костра. Интересно, о чём я тогда буду думать? Может быть, только об огне? Интересно, подойдёт ли ко мне кто-нибудь, и кто это будет? Новый Мякин, которому я скажу: “Подлец ты, братец, опять без фанфарика явился?”»

Новый обрезок доски задымился, языки пламени сначала нехотя облизали его, а затем охватили деревяшку со всех сторон. Почернела доска, потрескалась с краёв, и не было у неё шансов сопротивляться огню. Мяк почувствовал, что холод проник под его одежды, и, осторожно ступая по мокрому снегу, сделал несколько шагов к костру. Небритый, не открывая глаз, прохрипел:

— Подлец ты, Мяк! Опять явился без фанфарика.

— Принёс, — ответил ему голос из темноты.

— Да ну! — отреагировал небритый. — Ты, Мяк, всё равно подлец!

— Да, — согласился голос.

Пламя разделалось с последним куском доски и стало затихать. Небритый пошевелился, дотянулся до очередной деревяшки и аккуратно положил её на жаркие угли.

— Я принёс фанфарик, — повторил голос из темноты.

Небритый промолчал. Он снова закрыл глаза и замер у костра. Пламя обхватило кусок доски со всех сторон. Ярко-красные языки оторвались от деревяшки и взвились с искрами вверх в темноту.

— У тебя хороший огонь, — произнёс голос. — Сегодня особенно хорош.

— Огонь всегда хорош, — ответил небритый и повернулся в сторону говорившего. — Что стоишь? Грейся, — просипел он и снова погрузился то ли в сон, то ли в свои никому не известные мысли.

Мяк вышел из темноты и, не найдя ничего подходящего для того, чтобы присесть у огня, прислонился к стене.

— Огонь бывает разный, — тихо произнёс он.

Небритый молча подбросил в огонь пару свежих обрезков досок и проворчал:

— Ты, Мяк, про огонь ничего не понимаешь, поэтому так и говоришь. Видишь, как живёт пламя? Оно живёт, если есть чем жить. Так и у нас: есть чем жить — живёшь, а если нет… — Небритый тяжко вздохнул и продолжил: — Я думаю, если есть надежда на что-нибудь, то и живёшь. Ну, в общем, ты и без меня знаешь.

— Догадываюсь, — ответил Мяк.

— Догорит — к Нуде уйдём, — прохрипел небритый.

— А почему не к Воне? — спросил Мяк.

Огонь ярким пламенем устремился вверх, разогретые жаркими углями дрова потрескивали, шипели и сдавались огню. Огонь жил, двигался, играл языками пламени. Костёр от свежих дров разгорелся, пламя гудело, вырывалось из-под чернеющих обрезков и обрывалось вверху рваными сполохами.

— Гудит, — просипел небритый.

— Хороший огонь, — согласился Мяк. — А всё-таки, что с Воней?

Небритый ответил не сразу — он ладонью заслонился от яркого пламени и пошевелил длинной палкой горящие угли. Искры посыпались из костра. Некоторые из них, подхваченные горячим потоком, устремились вверх и там гасли в темноте.

— У Вони теперь твой Профессор, лысый глаз, — проворчал небритый. — А мы теперь не то… лысый глаз!

Мяк отступил от сильного огня и согласился:

— Да, мы не то… Мы без цели, а у Профессора есть цель.

Пламя костра начало затихать. Небритый открыл глаза и долго не мигая смотрел на огонь.

— Пойдём к Нуде, — прохрипел он. — Там с фанфариком одружимся, лысый глаз!

Мяк пощупал бутылку в кармане, поправил её и ответил:

— Труба холодная, и никого нет.

Небритый ещё раз пошевелил костёр, повернулся к Мяку, прищурился, глядя на него, словно проверял, правду ли он говорит, и прохрипел:

— Нам больше достанется. А Нуда, наверное, новое место ищет. Футляр мой потерял, лысый глаз!

Небритый машинально подбросил в костёр несколько обрезков — пламя вновь занялось.

— А какая цель у него? — спросил он, глядя на огонь.

— У кого? — переспросил Мяк.

Небритый, кивая в сторону огня, ответил:

— У него.

Мяк задумался. Он протянул руки к огню, будто хотел ладонями погладить пламя, и ответил:

— Чтобы греть.

— Чтобы греть, — медленно повторил небритый и добавил: — Греть нас, не перегреть, лысый глаз! Всех греть и всем светить. Так, что ли?

Мяк угукнул в ответ.

— И Воньку, и Профессора, и тех, что Злыку и Нуду побили? — спросил небритый.

Мяк потёр разогретые ладони друг о друга и ответил:

— Всем нужны свет и тепло.

— Да, — согласился небритый. — Только мы ему не нужны, и цель у него другая.