— Не знаю, — сказал Дик, комкая в ладони одуряюще пахучую салфетку. И какие цветы так пахнут? Ядовитые, наверное. — Меня никто не посылал. Я просто увидел, что если вы с прохода не уберетесь — вас затопчут. И решил помочь.
— Ты что это, подзаработать думал? Так у меня денег нет, сахарный мой. И не проси.
«Сдались мне ваши деньги» — хотел было огрызнуться Дик, но тело почему-то не послушалось: одеревеневшие челюсти вдруг начали растягиваться сами собой, как в зевке, голова запрокинулась назад и спина выгнулась. Его словно сковали, он не мог шевельнуться — а когда попытался, то просто упал.
Он слышал над собой вопли старушки, которая ругала кого-то — ах вы ленивые скоты, небось пиво пили, а тут мальчик надорвался, мне помогая — но не мог повернуть головы, видел только ботинки, и чувствовал жгучий стыд за то, что попался так глупо. И еще — что сейчас не сумеет покончить с собой, чтобы не выдать Ройе, Пауля и остальных.
Или сумеет? Он высунул язык и попробовал сомкнуть челюсти. Они не слушались — но если перевернуться и упасть так, чтоб зубы сомкнулись…
— Ах, он себе может язык откусить! — всполошилась резко поумневшая старушка. Дик ощутил во рту ее пальцы — странно жесткие для такой старой женщины, с каким-то гадким медным привкусом… а потом его подняли на руки и положили на тележку поверх коробок, а потом он уже совсем ничего не видел,
— И вы не догадались, — проговорил Ройе, — ни свернуть башку этому синоби, ни скрутить своего Апостола и вернуть сюда?
Дайто, Скимитар и Фламберг только ниже склонились к полу.
— Вы свободные люди, — сказал Ройе, — и поэтому я презираю вас. Оставайся вы, как прежде, рабами, к вам бы никаких претензий не было. Но среди свободных людей принято презирать тех, кто бросает друга в беде.
— Ты забыл, — сказала Карин, — что они еще не знают дружбы. Особенно дружбы с вышестоящими — а Тэнконин, то есть Дик, для них безусловно вышестоящий. Они не понимают, насколько он молод — даже по меркам гемов.
— Как можно не понимать таких очевидных вещей? — Ройе повернулся к морлокам. — Вы знали, что ему всего шестнадцать? Что он моложе любого из вас, здоровенные лбы, и когти у него мягкие?
— Мы знали, — сказал Дайто. — Но тэнконин-сама… не такой, как все люди. Он посланник Бога.
— Кто тебе это сказал? — Ройе как можно презрительней фыркнул. — Азур? Который обманул вас всех?
Он замолчал, не зная, что сказать еще. Будь это люди, он знал бы. Будь это гемы-рабы, он знал бы. А что сказать свободным морлокам — он понятия не имел.
— Проваливайте, — сказал он наконец. — Видеть вас не желаю.
— Как господин накажет нас? — Скимитар осмелился поднять глаза.
— Никак, — Ройе отвернулся. — Возвращайтесь в казарму и ждите своей смены, чтобы заступить на караул. Думайте о том, что ваш Тэнконин сейчас в руках врагов. Думайте о том, что с ним сделали в прошлый раз и что сделают в этот. У свободных людей это называется — совесть.
— Независимо от того, что с ними делать, — сказала Карин, когда закрылась дверь. — Северин должен ехать сейчас.
— Это чтобы представить нашу версию событий раньше, чем свою представят синоби? — Северин поморщился.
— Да, — сказал Ройе. — Мы ищем мальчика и надеемся, что он появится сегодня или завтра у кого-то из наших друзей, но мы не можем исключать того, что он уже в их руках.
— Несмотря на все свои аболиционистские убеждения, — Огата переплел пальцы над столом и хрустнул ими, прекрасно зная, что Ройе и Карин этот его жест раздражает, — …я почему-то хочу придушить эту троицу морлоков.
— Почему вдруг «несмотря»? Если ты и в самом деле относишься к ним как к людям — то это желание более чем естественно. Людям за такое следовало бы голову оторвать.
— Если они не дети, — Карин поднялась. — Интеллектуально и эмоционально твои морлоки заторможены на уровне подростков, Макс.
— Небогатый у меня опыт общения с подростками, — Ройе хмыкнул. — И далеко не позитивный.
— При том, что у тебя есть тринадцатилетний сын, — напомнила Карин. — И если все сложится — больше не будет необходимости держаться от него в стороне.
— Кстати о сыновьях, — мрачно напомнил Северин.
— Да. Анибале нужно взять с собой. Это не обсуждается.
— Я с рождения почти не видел его — а теперь мы проведем вместе часов пять на бору катера, и мне снова придется его отдать… — Северин и не пытался спрятать тоску и ревность.
— Ты не изменишь того факта, что он вырос без тебя.
— Нет. Но меня это бесит.
— Многое бесит и меня, — сказал Ройе. — Но я не позволяю себе этим руководствоваться. У нас есть сейчас более насущная задача, чем наведение эмоциональных мостов между тобой и сыном.
— Я весь внимание, — теперь Северин не скрывал язвительности.
— Ты знаком с древней логической задачкой о волке, козе и капусте?
— Макс боится отпускать тебя одного, — пояснила Карин. — Как бы тебя там не сожрали. И как бы ты не наговорил и не наделал глупостей.
— Например, каких? — ощетинился Северин.
— Например, от тебя могут потребовать подтверждения Клятвы Анастассэ.
— Пусть поцелуют меня в мое имперское место! — Северин хватил ладонью по столу.