Мятежный дом

— И почему я не удивляюсь, — юнец повел своими угловатыми плечами и снова сел, похожий на богомола в своем зеленом комбо.

— Видите ли, юноша, история, рассказанная мной — все-таки повесть с налетом романтизма. В реальности противоречия между Су и Ваном носили все-таки более политический, нежели поэтический характер. Да и дела управления под конец стали так плохи, что подобные «поэтические» ссылки, даже будь они не выдумкой, на фоне тогдашней реальности казались бы делом довольно невинным. Империи гибнут не от того, что один поэт ссылает другого любоваться хризантемами — а от того, что, например, доставка свежих ли-чи для императорской наложницы становится важней содержания армии. Это было, правда, во времена другой династии, но, судя по стихам того же Су, в этом смысле положение дел не улучшилось. Но вот какой урок преподнесла нам та цивилизация: для каждой империи, для каждой династии и цивилизации наступает время расцвета и время заката. И нет смысла стенать, если твоя жизнь пришлась на эпоху сумерек. Нужно заботиться о том, что в твоих силах и смириться с тем, что не в твоих силах. Я не могу исправить мир. Но я могу вырастить хризантемы.

Мальчишка снова поднялся и посмотрел Лееву в глаза:

— Вы ведь дедушка Бет? В смысле — Элисабет Шнайдер-Бон, будущей императрицы?

— Да.

— Тогда я понимаю, почему вы так говорите. С вами этот мир плохо обошелся. Но вы подумайте вот о чем: если эта ваша… цивилизация рухнет, — юнец сделал размашистый жест, очертив чуть ли не полный круг, — разве Бет сможет вынести ее на плечах?

— Мне жаль ее. Но это как раз то, чего я не в силах изменить.

— А вы не хотите попробовать?

— Каким образом?

— Бет захочет встретиться с вами, когда приедет на Биакко. Наверняка захочет — вы же по линии Бона единственный ее родственник. Ну, кроме брата. И вы сможете ей передать мое письмо. Вот и все.

— Вы с ума сошли, молодой человек, — Леев даже отступил назад. — Поверьте, мне хватило четырнадцати лет одиночного заключения. На смертную казнь я напрашиваться не хочу.

— Тогда извините, — юней отошел в сторону к другим хризантемам, действительно золотистым. — Это те самые, которые осыпаются?

— Да. Пойдемте в дом, я сейчас выключу свет, а вы не найдете в темноте дороги в этом лабиринте.

Юноша пошел за ним, а Леев на ходу сообразил, что он пилот — и значит, нашел бы дорогу даже в полной темноте, без щедрого цвета звезд, таких крупных в этих галактических широтах, и так похожих на плотные соцветия хризантем.

Глава 15

Господствующий принцип

Катер поймал отблеск солнца Анат еще до того, как пересек линию терминатора, и вспыхнул в ночи желтоватой звездой. Потом из-за горизонта показалась Акхат, и катер, из тени в свет перелетев, растворился в яростном сиянии. Но вскоре его поймали диспетчерские станции дальнего наблюдения, и повели к Хребту Феникса.

— Ты бывал когда-нибудь в Пещерах? — спросил Огата у сына. Тот покачал головой. Ему не хотелось говорить с отцом. Он смотрел на высокого темнокожего человека, сидящего в кресле напротив, и видел источник своих несчастий. Из этого источника непрерывно хлестала какая-то ничего не значащая болтовня, и Анибале приходилось сдерживаться, чтобы не заорать от отчаяния. Он согласился сыграть с отцом в «карты цветов», лишь бы тот заткнулся. Это не очень помогло: Северин играл невнимательно, нервничал и, проиграв дважды, отправился курить, после чего сказал, что играть больше не хочет.

Как ни горько, но бабушка, ненавистная сука, оказалась права: отец — ничтожество. Анибале хотелось как можно скорее отделаться от него, даже если это означало — оказаться в заложниках у тайсёгуна.

Семь часов полета от Биакко до Хребта Феникса были для Анибале непрерывным мучением. Он предпочел бы провести их с матерью, но его, как всегда, ни о чем не спросили. Его отправили с этим пустозвоном, которого никогда не хватало ни на что, кроме болтовни — и, видимо, он полагал, что болтовня — это как раз то, что нужно человеку после того, как ты им пятнадцать лет пренебрегал.

Как и все большие кланы, Сога имели свою резиденцию в Пещерах и свой частный причал. Но жизнь в столице была дорога, а госпожа Джемма Син — недостаточно богата, поэтому особняк пребывал законсервированным. В последний раз его посещали два месяца назад, когда госпожа Джемма привозила в столицу Элинор. Постоянного персонала не было — маленький штат гем-прислуги правительница Дома привезла с собой, а в отсутствие хозяев дом охраняла автоматика.

Северин спрыгнул на посадочную площадку, подошел к скрытой в стене панели и вложил в нее ключ-перстень. Панель раскрылась, Северин опустил на нее ладонь.

Замок сработал, открылась дверь во внутренние помещения.

— Надо же, — Северин повернулся к сыну. — Мой допуск жив. Кто бы мог подумать.

— Господин… — Гэнъя, телохранитель, заступил вход.

— Да, конечно, — Северин кивнул, пропуская его. Законсервированные дома порой таили в себе неприятные сюрпризы. Иногда ловким убийцам удавалось обмануть защитные системы — а то и перепрограммировать их, направив на хозяев.