Мятежный дом

Пока шла попойка, из «Гекаты» через шлюз выбросились шесть десантников. Не включая ранцевые двигатели, на одном только первоначальном импульсе, невидимые охранными системами, они дошли до обшивки станции в том единственном месте, где до центрального коридора оставались лишь две переборки, и аккурат в момент начала резни (операция была четко привязана по времени) взорвали на обшивке направленный термозаряд. Другой термозаряд был установлен в воздуховоде внедренным на станцию синоби. Два встречных взрыва прожгли в трех отсеках сквозные дыры. Разгерметизацию в центральном стволе мгновенно засекла автоматика и отреагировала соответственно: переборки всех секций закрылись, никто не мог прийти на помощь Каллиге и его людям, из которых синоби и Шнайдер лично нарезали колбасу.

Тут пираты, что несли вахту у станционных орудий, наконец-то опомнились и открыли по «Гекате» огонь. «Геката» секундным включением маневровых двигателей придала себе импульс и на чистой инерции пошла к «Тэсса». Орудия «Тэссы» крушили ходовую часть и дырявили пустые трюмы, но весь экипаж и все десантники в тяжелых кидо были защищены от разгерметизации, а ходовая часть не действовала, поэтому стрельба не могла дестабилизировать и взорвать двигатели. Корпус «Гекаты» ударил в корму «Тэссы» и снес орудийные башни к соответствующей матери. От носовых орудий транспортник защищала надстройка с силовыми мачтами.

Когда после столкновения два громадных корабля вновь стали расходиться, из всех шлюзов «Гекаты» и из всех пробоин посыпались десантники в кидо. По корпусу «Тэссы» они без помех добрались до выжженного сектора, забрались туда, закрыли дыру силовым куполом и пошли по станции, вскрывая переборки и планомерно вычищая всех, кто попадался под руку. «Дельта» и несколько патрульных кораблей Рива позаботились о тех, кто в суматохе попытался отшвартоваться и удрать.

Как только станция перешла под полный контроль Рива, были обнародованы сведения о сговоре пиратов с несколькими высокопоставленными чиновниками торговой гильдии Рива, в том числе ее главой Сонг Лао. Всех этих людей немедленно арестовали. Толпы в Пещерах Диса и других больших городах Картаго требовали казни.

Но мало захватить станцию — ее нужно удерживать, обслуживать и ремонтировать. Шнайдер объявил в Корабельном городе набор добровольцев в Трудовую армию. На вербовочных пунктах, где раньше сутками никто не показывался, выстроились такие длинные очереди, что вербовщики могли придирчиво отбирать лучших специалистов.

Данг, лежа на больничной койке, кусал, как говорится, собственный пупок. Если бы он не свалял дурака, не начал драку — мог бы сейчас хоть попытать счастья в трудовой армии. Да, станционная работа — это не то же самое, что дорай, но все-таки и не под землей ковыряться! Когда соседи по больнице обсуждали захват «Тэсса», Дангу хотелось спрятать голову под подушку.

При этом ему и в голову не приходило, что, не начни он драку с отцом — не случилось бы массовых беспорядков в Корабельном городе, а не случись беспорядков — Шнайдер не ликвидировал бы гнездо рейдеров. Жизнь в Муравейнике приучила Данга мыслить в категориях ближайшего дня, в крайнем случае — двух. Не дальше. Поэтому он горевал, что не может попытать счастья в найме на «Тэсса».

Раны его заживали довольно быстро, глаз успешно прижился на своем месте, кости срастались, но даже будь он полностью здоров — шансы семнадцатилетнего оболтуса без образования и водительского свидетельства все равно стремились к нулю. Кроме того, он подозревал, что среди набранных на станцию будет немало тех, кому намяли бока его приятели-полицейские.

Ему было мерзко. С первого дня как он завербовался в полицию, родня и знакомые попрекали его тем, что он продался планетникам, предал «своих», и сам он чувствовал себя виноватым по этому случаю, но где эти «свои» были, когда отец спивался и избивал жен? А теперь другие полицейские, планетники, ходили его навещать и приносили ему пиво, а «свои»… одна Ван-Юнь пришла.

Впрочем, у Данга были все основания предполагать, что и в полиции он не задержится. Исия, как только юноша пришел в себя, обругал его по-всякому, и самым мягким ругательством было «идиот». Данг молча соглашался со всем сказанным. Он понимал, что массовая драка — не то, за что дают медали.

Наконец, роковой день настал. Врач сказал, что больше Данг в больничном уходе не нуждается, пора освобождать койку. Десять минут спустя Данг был на улице. Шел он налегке — из вещей осталось ровно то, в чем его доставили в больницу: полицейская форма. Выстирали, вычистили, и на том спасибо.

Муравейник жил своей жизнью. Данг спустился на три яруса вниз, вышел к рынку, присел на краю фонтана перед уличным алтарем Экхарта Бона. Какой-то доброжелатель поставил в этом же фонтане алтарь Лорел. Данг машинально окунул в воду пальцы и потер статуе босые ноги: на удачу. Ему некуда было идти, кроме как в управление.