Если дубинники и имели другое желание, то такое: чтобы обе стороны пришли к согласию и закончили войну. Выступления дубинников происходили в разных графствах, от Сассекса до Южного Уэльса, но особенно в тех районах, где, как сказал один из их предводителей, «сильнее… ощущались муки этой ненормальной междоусобной войны». У них отбирали деньги и продукты; к ним, не спрашивая согласия, ставили на постой солдат; местная власть зачастую переставала существовать. Они хотели возвращения к порядку и «привычным законам».
Неуравновешенное состояние страны, наверное, можно усмотреть и в большом количестве процессов над ведьмами в тот период. Через три дня после сражения при Нейзби на выездной сессии суда присяжных в Эссексе рассматривалось тридцать шесть дел предполагаемых ведьм, и всех, кроме одной, казнили по обвинению в черной магии и связи с дьяволом. По оценкам, тем летом казнили около сотни женщин, молодых и старых. Мир был исполнен тревоги.
Действия короля теперь сократились до ограниченных вылазок, чтобы снять осаду здесь или поддержать город там, однако он жил в страхе, что какая-либо из парламентских армий нападет на него. Он волновался, что если попадет в плен, то пострадает от рук пуританских солдат. Некоторое успокоение Карлу принес тот факт, что шотландцы, казалось, готовы были вступить с ним в переговоры. Они хотели порвать с парламентом, поскольку тот начинал склоняться к Кромвелю и позиции индепендентов. Парламентарии обвиняли шотландцев в том, что они мало делают после своего прибытия в Англию, и задерживали выплаты.
Однако эту маленькую надежду для роялистского дела практически обрушило известие о потере Бристоля: принц Руперт подписал договор о капитуляции. В конце августа сэр Томас Ферфакс окружил город и начал осаду. В начале сентября Руперт понял, что больше не может держаться. У него было недостаточно солдат, чтобы оборонять городские стены, жители дошли до отчаяния. Терпение Ферфакса заканчивалось, и он приказал штурмовать один из участков роялистской обороны; когда все защитники там полегли, он выслал противнику условия сдачи. Принц их принял и 11 сентября вывел из Бристоля войска.
Потеря второго по величине города королевства стала для Карла тяжелым ударом, он тут же заподозрил подкуп. Король даже допускал возможность, что Руперт готовился предпринять военный переворот, сместить его с трона, а затем начать переговоры с парламентом о перемирии. «Племянник! – написал он в гневе. – Хотя потеря Бристоля и огромный удар для меня, но то, каким образом ты капитулировал, столь огорчительно, что заставляет не только забыть о самом городе, но и подвергает великому испытанию приязнь, которую я испытывал к тебе; и что же делать, когда тот, кто так близок мне, совершает столь подлый поступок?» Карл сместил Руперта с поста и посоветовал ему возвращаться домой. Принц не пользовался популярностью в народе; когда он уходил из Бристоля, горожане кричали: «Не давайте ему пощады! Не давайте ему пощады!»
Два-три дня спустя дело короля получило еще один удар: пришло известие, что войска Монтроза в Шотландии потерпели поражение и граф бежал обратно в горные районы Северной Шотландии. Надежда короля испарилась. В это время парламент распорядился снести «дощатый театр масок в Уайтхолле», а все, что там находилось, продать. Дни кавалеров были сочтены.
В октябре принц Руперт приехал в замок Ньюарк, где тогда находился король. Он явился к дяде и сказал, что прибыл отчитаться о своих действиях в Бристоле. Карл не захотел говорить с ним и сел ужинать, во время которого игнорировал племянника. В конце концов король разрешил Руперту дать показания военному совету, члены которого постановили, что принц не виновен в измене. Ему оставалось либо сдаваться, либо допустить полное уничтожение своих солдат и города. Карл с неохотой принял их вердикт, оговорясь, что племянник, по его мнению, был в состоянии держать Бристоль дольше. Через несколько дней король покинул Ньюарк для ставшего теперь опасным путешествия обратно в Оксфорд.
Доведенный до крайности король начал переговоры с разными партиями. Он уже велел сыну плыть во Францию и оставаться под защитой матери, которая летом отправилась туда же из Фалмута. Теперь Карл пытался разобщить две основные группы парламента, имея дело отдельно с индепендентами и пресвитерианами. Он, казалось, хотел даровать первым свободу совести, хотя тяготел ко вторым на том основании, что армия стала слишком демократичной. Король говорил супруге: «Я имею серьезные причины рассчитывать, что одна из этих фракций обратится ко мне таким образом, что я без осложнений смогу достичь своих справедливых целей». Карл также начал предварительные переговоры с шотландцами и по-прежнему продолжал попытки договориться с ирландцами.