Вновь избранный член парламента Эдвард Хайд, позже ставший более известным как лорд Кларендон, был безутешен. Он поддерживал короля, но не знал, что ждет его в будущем. Позже он написал про одного из лидеров парламентского мятежа, Оливера Сент-Джона: «Заметив мою печаль, он стал меня ободрять, говорить, что все будет хорошо, потому что дела всегда идут хуже, прежде чем пойти на лад». Сент-Джон добавил: «Мы должны не только чисто вымыть дом внизу, но и вымести всю паутину, которая накопилась наверху и по углам». Он рассчитывал, что кризис – или беда – изменит привычный порядок.
Здесь будет уместно представить еще одного депутата. Сэр Филип Уорвик попал в парламент осенью того года и «обратил внимание на незнакомого дворянина, весьма посредственно одетого: на нем был сюртук из гладкокрашеного сукна, сшитый, казалось, плохим сельским портным; белье простое и не слишком свежее»: «Я помню пару пятен крови на его галстуке, слишком большом по размеру для воротника; его шляпа не имела ленты. Он был хорошего телосложения и с клинком на боку; лицо опухшее и красноватое; голос резкий, неприятный, но говорил он со страстью».
Таков был молодой Оливер Кромвель, просидевший незамеченным на парламентских сессиях 1628 и 1629 годов. Теперь он обрел голос.
Сразу после объявления о роспуске парламента собрался Королевский совет. Недавно пожалованный граф Страффорд, согласно записям того времени, посоветовал королю «продолжать решительную войну, как вы изначально планировали, не считаясь с правилами управления в условиях крайней необходимости. Необходимо сделать все, что позволяет власть». Он добавил: «У вас есть армия в Ирландии, которую вы можете использовать здесь, чтобы усмирить королевство». Было не вполне ясно, какое «королевство» требовалось усмирить, и эта неясность очень дорого обойдется графу Страффорду.
Роспуск парламента вызвал широкое недовольство нации. Созыв первого за одиннадцать лет парламента приветствовали как достижение, как освобождение из неволи, однако он закончился провалом. Кларендон вспоминал, что «нельзя было себе представить большего разочарования, охватившего весь народ». Король винил «коварство немногих мятежников», он искренне верил, например, что члены компании The Providence Island совместно с шотландскими врагами старались нанести ему поражение.
Однако многие в Лондоне и по всей стране были готовы возлагать вину на короля и его советников, а прежде всего на графа Страффорда и архиепископа Лода. Страффорд получил прозвище «Черный Том Тиран», ненависть к нему соединялась с подозрением, что он действительно замышлял привести ирландскую армию на подавление недовольства в Англии. Тем не менее главной целью по-прежнему оставался Уильям Лод. По мнению многих, именно он имел тайную власть при королевском дворе.
7 мая, через два дня после роспуска парламента, в Тайный совет вызвали лорд-мэра Лондона вместе с членами городского управления и приказали им предоставить королю заем в 200 000 фунтов. В случае отказа они должны были в трехдневный срок вернуться в Совет со списком самых богатых лондонцев, которые могут обеспечить необходимую сумму. 10 мая они явились, но список не принесли. «Сэр, – сказал королю Страффорд, – вы никогда не научите хорошему жителей Лондона, пока не преподадите урок нескольким членам городского управления. Если не повесить несколько человек, никто ничего не поймет». Король не стал казнить, но четверых отправил в тюрьму. Этот шаг добавил масла в огонь, который уже стремился выплеснуться на улицы города.
На Королевской бирже и в других местах появились плакаты, призывавшие подмастерьев собраться в Саутуарке на Сент-Джордж-Филдс и «поохотиться на лиса Уильяма, разрушителя парламента». Вечером 11 мая толпа в 500 человек попыталась атаковать дворец архиепископа в Ламбете, протестантов отогнал огнестрельным оружием правительственный отряд. Через три дня тюрьмы, в которых содержались некоторые мятежники, были разбиты, а арестованные освобождены. В столицу вызвали военные отряды из Эссекса, Кента и Хартфордшира, и они успешно восстановили видимость мира. Однако были и жертвы. Одного из захваченных подмастерьев по приказу короля пытали на дыбе в тщетной надежде, что он назовет своих сообщников. Его преступление состояло в том, что он бил в барабан в авангарде мятежников. Это был последний случай пыток по закону в английской истории. Одного моряка признали виновным в государственной измене за попытку открыть ломом ворота дворца в Ламбете. Его повесили, выпотрошили и четвертовали в качестве наказания за столь ужасное преступление.