Мятный шоколад

Скрипучая калитка, издав предсмертный стон, впустила ее во двор. Аля обернулась и посмотрела по сторонам. Улица как будто вымерла — ни души. Тропинка вела к дому. Трава слегка примята, на крыльце — по-прежнему подсохшие опавшие листья. Что-то не так…

Аля отперла дверь. В нос ударил легкий запах чужого парфюма. В доме побывал посторонний! Страх? Пожалуй, нет — она устала бояться. Раздражение и злость на то, что кто-то без спроса постоянно вторгается в ее личное пространство.

Ее сумка с неразобраными вещами по-прежнему стояла у кровати, но в комнате что-то неуловимо изменилось.

Аля огляделась, придирчиво вглядываясь в привычные, знакомые с детства предметы: поцарапанный в нескольких местах письменный стол, зеленая облезлая настольная лампа, стул, высокий книжный шкаф, кровать, покрытая деревенским лоскутным покрывалом, полукруглое зеркало, дешевая репродукция Пикассо «Девочка на шаре», выцветшие обои в мелкий цветочек… Книжный шкаф… Алевтина подошла к нему, распахнула стеклянную дверцу и рассеяно уставилась на разномастные переплеты. Собрание книг ничем особенным не отличалась от библиотеки рядового среднестатистического читателя — полная жанровая мешанина. По большей части, книги были приобретены тетушкой на талоны — еще во времена тотального дефицита. Все от корки до корки были прочитаны Алечкой по многу раз, но ни одна книга так и не запала в душу. Пыльные книжные переплеты казались нетронутыми, и Алечка озадачено закрыла дверцу — ощущение дискомфорта не отпускало, захотелось поскорее покинуть дом. Дом, который теперь почему-то казался чужим и негостеприимным.

Она быстро переоделась в свои любимые голубые джинсы и белую футболку, на ноги нацепила мягкие удобные мокасины, посмотрела на свою сумку, размышляя, взять ее с собой или оставить, решила все же взять и, повесив ее на плечо, направилась на прием к стоматологу.

Стоматолог Илья Ильич Полушкин проживал недалеко от центра города, в пятиэтажном, требующем капитального ремонта многоквартирном доме из красного кирпича. По мнению Алевтины, жить в подобном доме в их захудалом городке было равносильно медленному самоубийству: зимой холодно, постоянные перебои с отоплением и водой, одно спасение — электрические обогреватели; а летом — несусветная жара, духота и те же самые проблемы с водоснабжением. В свое время горожане, желая избавить себя от лишних бытовых проблем, спешно меняли свои частные дома на квартирки со всеми удобствами, но потом, вкусив этих самых «удобств», кусали локти с досады. Тетушка на поводу у моды не пошла, за что Алечка была ей премного благодарна.

Удостоверившись, что пришла к условленному времени, Аля вошла в подъезд, поднялась на второй этаж и, поправив ремень дорожной сумки, нетерпеливо позвонила в дверь. Дантистов Алечка ничуточки не боялась. До посещения квартирки продюсера Зеленцова она вообще с зубами проблем не имела, и с врачами данной «страшной» специализации была знакома лишь формально. Когда во время школьных диспансеризаций их табуном водили на профилактический осмотр в кабинет стоматолога, Алечке в медицинской карте регулярно ставили синий штамп с пометкой «без патологий» и отпускали домой с миром. В общем, Алечка ничуть не волновалась и горела желанием поскорее попасть на прием и избавиться наконец от комплекса неполноценности.

Однако открывать дверь и избавлять ее от комплексов никто не торопился. Она позвонила еще раз, осторожно приложила ухо к дерматиновой обивке. Дверь, охнув, немного приоткрылась, и стало так тихо, что от этой тишины даже зазвенело в ушах. Дежавю! Все это уже было. Флешбек!

Безжалостная память стремительным рывком вернула ее в квартиру продюсера: заныли зубы, горло сдавило тисками и стало нечем дышать. Она хрипло и часто задышала и попятилась назад. Дежавю!

Шагов за спиной она не слышала, удара по голове не ощутила — лишь яркой вспышкой промелькнула перед глазами вся ее жизнь, и словно теплое молоко разлилось по телу…

ЧАСТЬ 2

ГЛАВА 1 ВСЕ ПОД КОНТРОЛЕМ.

Антон Бенедиктович брезгливо посмотрел на жену: обрюзгшая фигура, неухоженное лицо — жалкая, безмолвная курица… Пианистка, мать ее! А ведь когда-то он с ума по ней сходил, сутки напролет торчал под ее окнами, ревновал, как мальчишка, к ее консерваторским утонченным очкарикам. Интеллектуалам убогим, эрудитам закомплексованным, солнечным мальчикам… Кажется, так она называла своих многочисленных поклонников-музыкантов. Ценителей, блин, ее виртуозной игры! В музыке он никогда ничего не понимал, но как же она была хороша, когда ласкала клавиши фортепьяно своими тонкими пальчиками! Сколько страсти, сколько эмоций он видел на ее распаленном лице… При взгляде на нее ему хотелось лишь одного: чтобы она отдавалась ему с той же страстью и самоотречением, с какой она отдается музыке. Ему хотелось, чтобы она безоглядно принадлежала лишь ему. И что в итоге он получил?..