— Тоша, ты должен остановить это. Прошу тебя. — Берушин с удивлением посмотрел на жену: сегодня она вела себя необычно, решила вдруг голос подать и даже робкие нотки настойчивости проявить.
— Шла бы ты спать, — вяло отмахнулся он от супруги, — поздно уже. И вообще, не лезь не в свое дело.
— Тоша, я тебя прошу… Ты не понимаешь, к чему все это приведет, — умоляюще глядя на мужа, залепетала супруга. — Так нельзя. Так нельзя!
— Иди спать, я сказал!
— Тоша…
— Иди — я сказал!
— Ненавижу.. — Она проговорила это так буднично и легко, словно поблагодарила его, и ушла, тихо прикрыв за собой дверь. Так тихо уходила только она.
— Что? — растерянно спросил Берушин, тупо уставился на закрытую дверь, и ему стало так одиноко, что захотелось завыть и напиться до беспамятства. Взять себя в руки стоило большого труда — он не имел права расслабляться. — Дура, пустоголовая курица, — со смаком процедил он сквозь зубы, взял телефонную трубку и набрал нужный номер. — Как дела? — поинтересовался он, внимательно выслушал собеседника и бросил трубку на рычаг.
Все шло не так гладко, как хотелось бы. Лера со своей любовью мешалась под ногами и путала все карты. Манипулировать дочерью с каждым днем становилось все сложнее. Настала пора серьезно с ней поговорить и вправить девчонке мозги, ведь на кону стояло очень многое. Теперь еще и жена нервы трепала. Каким образом она обо всем узнала? Глупая курица, что она вообще могла знать о жизни? Она же радоваться должна, что он спас дочь от тюрьмы, искренне возмутился Берушин, открыл хумидор, достал сигару, обрезал кончик и с наслаждением закурил, выпустив в воздух терпкое облачко дыма.
В кабинет постучали, и на пороге возникла молоденькая белокурая горничная. Берушин было собрался поманить ее к себе, ощутив легкое «волнение» в штанах: уже несколько месяцев он развлекался с ней на жестком кожаном диванчике в кабинете, но вдруг заметил, что девушка чем-то сильно встревожена.
— Что? — нахмурился он.
— К вам из милиции пришли, — проблеяла девушка и глупо округлила глаза.
— Откуда? — удивился Берушин.
— Из милиции, капитан Зотова Елена Ивановна, — сообщила горничная, и Берушин подавился сигарным дымом и закашлялся. — Так что, пригласить ее?
— Ты, значит, любезно сообщила ей, что я дома? — сквозь выступившие от кашля слезы раздраженно поинтересовался Берушин.
— А я не должна была? — испугалась горничная.
— Тупица!
— Но я…
— Что — «но я»? Проводи ее в мой кабинет и приготовь нам кофе. А на будущее учти — больше никаких ментов в моем доме! Если им нужно, пусть повестками вызывают, за это время всегда подготовиться можно и с адвокатом все обговорить. Поняла? — Горничная смущенно кивнула. — Раз поняла, тогда иди, негоже сотрудника правоохранительных органов так долго под дверью держать.
— Так она не под дверью, она в гостиной…
— Господи, ну до чего же ты тупа! — воскликнул Берушин, поражаясь, что горничная все всегда принимает за чистую монету. Впрочем, за эту детскую наивность он ее и… хм… любил. — Иди, рыбонька, иди и не забудь про кофе, — смягчился Антон Бенедиктович, затушил сигару и открыл окно, чтобы немного проветрить кабинет. Все же ему предстояло пообщаться с дамой, пусть и не совсем «дамой», а сотрудницей правоохранительных органов. Берушин постарался настроиться на беседу, но представить хотя бы отдаленно предстоящую тему разговора он так и не смог.
Зотова буквально ввалилась в кабинет, не рассчитав силу, когда открывала дверь. Она пробежала по инерции пару метров, остановилась и сфокусировала взгляд на Берушине. Поздороваться и представиться ей явно мешала сильная одышка. «Ну и корова», — брезгливо подумал Берушин, разглядывая сотрудницу милиции и радуясь в душе, что заставил эту бабищу подняться на второй этаж.
— Добрый вечер, Елена…
— Елена Петровна, — подсказала Зотова.
— Да, да, Елена Петровна, проходите, присаживайтесь, — улыбнулся Антон Бенедиктович и любезно указал на кресло.
— Благодарствую, — обрадовалась Зотова и с разбегу плюхнулась в кресло. Под тяжестью телес Елены Ивановны кресло издало весьма недвусмысленный неприличный звук, и капитанша смущенно хихикнула и зарумянилась.
«Вот дура», — подумал Берушин, но вскоре поменял это поспешно возникшее мнение на противоположенное. Ее нелепость, неловкость, невоспитанность — все ее поведение и облик были своего рода тактическим ходом, причем весьма ловким — направленным на то, чтобы собеседник потерял бдительность и попался на ее остро заточенный крючок.
Зотова отпила из хрупкой чашечки глоток кофе, с наслаждением посмаковала напиток во рту, осторожно поставила чашку на блюдечко и с благодарностью посмотрела на Берушина, которые к кофе даже не притронулся.
— Хороший кофе, — похвалила капитанша, — давненько я такого не пила. Правда, мне кофе строго противопоказан, давление и повышенная кислотность — извините за подробности. Итак, Антон Бенедиктович, вы утверждаете, что Раису Михайлову вы не знаете и ее имя слышите впервые в жизни.