Читаем Миф о русском дворянстве полностью

В 1890 г. пересмотренное положение о земстве понизило имущественный ценз для личного голосования в первой (теперь вполне помещичьей) курии; в 1896 г. Сенат распространил это изменение также на дворянские собрания. С этого момента для прямого участия в проводившихся каждые три года дворянских выборах достаточно было иметь от 125 десятин (в некоторых уездах черноземного центра) до 475 десятин (в некоторых восточных и северных уездах), т. е. в ценах 1890 г. достаточно было иметь земель сельскохозяйственного назначения (или другого недвижимого имущества) на сумму примерно в пятнадцать тысяч рублей. Владение, равное одной двадцатой доле этой площади, давало собственнику право на участие в непрямых выборах, как это было до 1831 г. Понижение имущественного ценза помогло удержать на прежнем уровне число тех, кто имел право личного голоса, но уменьшение количества дворян-землевладельцев вообще привело к значительному сокращению имевших право на участие в непрямых выборах. В 1905 г. из примерно 73 тыс. дворянских имений тридцати семи губерний, в которых проводились дворянские выборы, около 25 % имений были достаточно большими, чтобы дать своим владельцам право участвовать в прямых выборах, а еще 45 % могли участвовать в непрямых выборах. И в 1877 и в 1905 гг. численность первой группы составляла предположительно 18 тыс. имений, тогда как численность второй сократилась с 44 до 33 тыс.{404}

,
[105]

В 1905 г. эти 18 тыс. дворян, обладавшие всей полнотой избирательных прав, являлись частью группы в 31 тыс. дворян из пятидесяти губерний Европейской России, имения которых отвечали тому же имущественному цензу, который был включен в тот год в закон о выборах в Думу[106]

. Эти 31 тыс. землевладельцев, семьи которых составляли только 12 % потомственных дворян Европейской России, выдержали переход от системы производства на основе крепостного труда и в условиях ограниченного земельного рынка к рыночной системе хозяйства, в которой цены на труд, на землю и на сельскохозяйственные продукты определялись соотношением спроса и предложения. Хотя эта группа являлась лишь крошечной частью первого сословия, но эта 31 тыс. помещиков составляла доминирующий элемент в группе тех, кто владел 200 и более десятинами: на 1905 г. им принадлежало 59 % таких имений, составлявших 69 % от суммарной площади всех крупных и средних имений[107]
. Отделенная от подавляющего большинства дворян родом занятий и стилем жизни и отнюдь не всегда сочувствующая обращенной в прошлое программе сословников, эта небольшая группа состоятельных помещиков контролировала корпоративные учреждения, созданные для всего первого сословия в царствование Екатерины Великой, когда статус дворянина и владение землей являлись практически синонимами.

Губернские дворянские общества, представлявшие и обслуживавшие интересы все уменьшавшейся группы первого сословия, сами пережили период резкого сокращения своей деятельности после отмены крепостного права, когда от них больше не требовалось обеспечивать людьми местную администрацию, полицейские и судебные органы, и их существование свелось почти исключительно к узкосословным заботам. За предпринятой рядом дворянских обществ в 1859–1865 гг. неудавшейся попыткой играть активную политическую роль последовали десятилетия апатичного существования.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука