Когда Куденетовы и мать их узнали о смерти Атажука, то весьма опечалились. Мать подошла к арбе и, повторяя: «Бедный, бедный Атажук», — протянула руку к бурке, чтобы взглянуть на труп Атажука. В это время Атажук быстро вскочил из–под бурки, кинулся к матери, разорвал платье на ее груди, схватил в рот сосок одной из грудей и пососал молока.
Братья Куденетовы и их мать недоумевали, к чему все это проделал Атажук.
Тогда Атажук объяснил им, что он теперь молочный сын матери Куденетовых, а для них — молочный брат; следовательно, по обычаю, избавляется от мщения с их стороны за смерть Шужея, которого он убил. Потом подробно рассказал, как и за что убил его. Братья Куденетовы решили, что хотя Атажук стал их молочным братом благодаря своей находчивости, но раз он сделался им, они, в силу обычая, лишены возможности отомстить ему за смерть Шужея.
Шужей был похоронен с княжескими почестями, а Атажук после него стал старшим в роде кабардинских князей.
МЕСТЬ
Это было очень давно, в то далекое время, когда кабардинцы не знали другого оружия, как только лук и стрелы, кинжал и шашка, копье и топор на длинной рукоятке.
Тогда жил в Кабарде князь Адильгирей Атажукин, который был отважным джигитом и слову своему всегда верен был.
Всенародно сказал он, что если поедет в набег, всегда будет один: если смерть постигнет его, то постигнет его одного.
И не брал князь с собой товарищей, отправляясь в набег.
Раз летом, когда была темная ночь, князь Адильгирей поехал один из своего двора на большую дорогу, надеясь встретить там кого–нибудь, вступить в бой с ним.
Долго он ехал по дороге, никого не встречая, и молчала дорога, молчала степь, и ночь молчала. Потом услышал он: позади него по дороге ехал кто–то — слышно было, как лошадь стучала копытами.
Адильгирей остановил лошадь, лук и стрелу приготовил, стал поджидать того, кто позади него ехал.
Вот этот неизвестный, верхом на лошади, подъехал к Адильгирею, проехал мимо и на него не посмотрел.
И удивился Адильгирей и сказал сам себе:
— Что за всадник? Проехал мимо, ничего не сказал, на меня не посмотрел, как будто не видел, что я стою на дороге!
И натянул он лук и стрелу хотел пустить в спину всадника, но не сделал этого.
— Не стану убивать его, а догоню, задержу и узнаю, кто он такой, куда и зачем едет один по дороге темной ночью, — сказал Адильгирей, поскакал за всадником, хотел схватить его за правое плечо, но тот ловко увернулся и поехал дальше.
И заскакал Адильгирей наперед, путь всаднику преградил.
И остановился всадник.
— Кто ты? Куда и зачем едешь? — спросил его Адильгирей.
И всадник сказал ему:
— Если хочешь быть товарищем моим в эту ночь, стань по правую сторону меня, поедем вместе и ни о чем, что бы ты ни увидел, что бы ни услышал, не спрашивай меня.
И подумал Адильгирей:
«Хорошо, я поеду с тобой и расспрашивать не стану, но все же узнаю, кто ты такой».
И стал с правой стороны всадника, поехал с ним.
Долго ехали они и молчали, и молчала дорога, молчала степь, и ночь молчала.
И вот послышался в стороне от дороги лай собак, и потянуло с той стороны дымом, и Адильгирей подумал, что там аул.
Незнакомец свернул с дороги, поехал в эту сторону, и Адильгирей поехал с ним.
Около высокого кургана остановился незнакомец, спрыгнул с лошади, передал поводья Адильгирею.
— Держи, — сказал он ему, а сам пошел туда, где лаяли собаки.
Прошло некоторое время, и вдруг Адильгирей услышал: изредка лаявшие собаки громко завыли, и послышался шум человеческих голосов.
И скоро к Адильгирею подошел его спутник: в одной руке он держал за бороду только что отрубленную человеческую голову, а в другой — кожаную походную чашку, до краев наполненную кровью.
Выпил он всю эту кровь и сказал:
— Благодарю Бога, что удалось мне напиться крови, и на душе у меня стало легче.
Потом привязал отрубленную голову за бороду к седлу, сел на лошадь, сказал Адильгирею:
— Едем…
И выехали они на дорогу, продолжили путь…
Адильгирей очень удивился всему виденному и молчал, не расспрашивая спутника.
И опять в стороне послышался лай собак, и опять спутник свернул с дороги, остановился около кургана и сделал то же самое, что и раньше: ушел в ту сторону, где лаяли собаки, потом вернулся оттуда с отрубленной человеческой головой и чашкой крови; кровь выпил и благодарил Бога, что ему во второй раз удалось напиться крови, отчего у него на душе стало еще легче прежнего, и отрубленную голову привязал к седлу.
И в третий раз спутник Адильгирея сделал то же самое.
Привязав к седлу третью отрубленную голову, он сказал Адильгирею:
— Поедем обратно.
И ехал Адильгирей по правую сторону своего спутника, молчал, и молчал спутник его.
И доехали в молчании они до места, где в стороне от дороги камыши росли высокие и густые.
Спутник остановил лошадь, спрыгнул с нее и сказал Адильгирею: