Мифы и заблуждения в изучении империи и национализма (сборник)

Более того, не следует торопиться сбрасывать со счетов значение даже некоторых «даннических империй». Например, по меркам любого сравнительного анализа империй монгольская империя на Руси должна была бы иметь минимальные исторические последствия. Монголы не интересовались государственным управлением этими землями, не говоря уже об обращении Руси в иную веру. Они правили на расстоянии, через местных князей. Влияние этих правителей-кочевников, а затем исламских правителей на христианскую русскую культуру было невелико. И тем не менее до сего дня продолжаются жаркие споры о том, не извратила ли монгольская империя весь ход русской истории, на двести лет насильно обратив взгляд русских элит на Восток и тем самым еще более отдалив Россию от интеллектуальных и культурных течений Европы, которые вскоре привели там к Возрождению и Реформации. До некоторой степени здесь мы имеем пример того, как народы, пережившие распад империи, задним числом, анахронично связывают свои текущие проблемы и навязчивые идеи (в случае России это проблема ее принадлежности европейскому/западному миру) с наследием чуждого, имперского правления. Однако поскольку долговременное значение империи заключается не просто в ее «объективном» наследии, но также и в том воздействии, которое она оказала на восприятие событий прошлого, пример России весьма показателен [365] .

В некоторых случаях долговременное воздействие империи можно определить однозначно. Это справедливо в отношении современных величайших государств Азии – Индии и Китая. Не только границы Китая, но и в значительной мере его самосознание были определены империей, имперскими бюрократическими элитами, высокой культурой и идеологией, которую эти элиты и империя воплощали. И династия Великих Моголов, и династия Цин пришли из полукочевого мира, лежавшего за пределами Китая и северных границ Индии. Однако моголам так никогда и не удалось завоевать всю «Индию», равно как и сами они не были ассимилированы господствующей «коренной» религией и культурой, хотя под их руководством значительное число индусов и обратилось в ислам. Как бы то ни было, моголы не пустили в Индии такие глубокие институциональные корни, как это произошло в Китае, в частности с династией Цин и в целом с традицией «бюрократической империи». Не говоря даже о роли британского влияния в Индии, совершенно очевидно, что относительно децентрализованная (в сравнении с Китаем) политическая система Индии и ее этноконфессиональная гетерогенность во многом обязаны совершенно иным имперским традициям.

Применительно к Европе можно утверждать, что самый значимый аспект империи в этом регионе – это ее отсутствие. Две тысячи лет назад на противоположных концах Евразии господствовали две великие империи (Хань и Римская империя). До сегодняшнего дня принципиально значимым остается следующий факт: в то время как на протяжении большей части последних двух тысячелетий в Восточной Азии преобладала империя, в Европе в этот период установилась многополюсная система. Это явление объясняется многими факторами, не последнюю роль здесь играет историческая случайность. Первый китайский император из династии Цинь не просто объединил Китай политически – он также искоренил региональные системы письма на местных языках, которые в ином случае могли бы с большой степенью вероятности привести к возникновению в материковой части Восточной Азии многополюсного мира, состоящего из самостоятельных политических образований со своей высокой культурой. Сэм Финнер называет «первым императором» правителя, оказавшего (как личность) самое большое долговременное влияние на политическую историю [366] .