Мифы классической древности

Пирам и Тизба – первый – прекраснейший из юношей, другая же – прекраснейшая из дев восточных стран – жили в Вавилоне, городе Семирамиды, в двух соседних домах. С ранней юности они знали и любили друг друга, и любовь их росла с летами. Хотели они уже вступить в брак, но отцы воспретили им, не могли, однако, воспретить им любить друг друга. Лишь только не было свидетелей, они говорили друг с другом знаками, и чем более приходилось им таить любовь свою, тем сильнее она разгоралась в них. В стене, соединявшей оба соседних дома, давно была щель, которую никто не замечал, – но чего не откроют очи любви! Пирам и Тизба избрали это отверстие посредником их разговоров и часто шептались через него и говорили друг другу ласковые речи. Часто жаловались они, что ревнивая стена разделяет их, и сильное желание быть ближе друг к другу возрастало еще более от таких разговоров. Так сговорились они в одно утро – лишь только наступит ночь, тишком пробраться из дому, обмануть своих стражей и сойтись за городом, у гробницы Нина. Там, вблизи прохладного источника, стояло высоковершинное шелковичное дерево, покрытое белоснежными плодами. Под его-то вершиной и условились они встретиться. Лишь только прошел этот длинный день и ночь простерла свое черное крыло над землей, Тизба осторожно и тихо проскользнула из родительского дома и, закрыв лицо, понеслась одна – любовь придала ей мужества – к назначенному месту и там, сев под деревом, дожидалась своего милого. Недолго сидела Тизба, как к ручью подошла утолить жажду львица, только что вернувшаяся из стада, где она пожрала несколько телят. Свет месяца падал на львицу; дева, увидев ее издали, быстро побежала в ближайшее безопасное место. В бегстве цепляется она своей широкой одеждой. Львица, утолив свою жажду, хочет уже воротиться назад в лес; увидав на земле платье, она разрывает его своей окровавленной пастью.

Пирам, вышедший из города позднее Тизбы, только что пришел к назначенному холму. С ужасом видит он на песке следы хищного зверя, видит также разорванное и запачканное кровью платье Тизбы и, полный ужаса, восклицает: "Да будет же эта ночь для нас обоих последней в жизни! Я виновник твоей смерти. Зачем заманил я тебя в эту пустыню и не пошел вместе с тобой!" – и Пирам поднял окровавленную одежду и понес ее под тень дерева, на условленное место. Он покрывал поцелуями и слезами платье и, воскликнув: "Обагрись теперь потоками моей крови", – пронзил мечом себе грудь. Он упал на спину и, при падении, меч выпал из дымящейся еще раны и кровь заструилась вверх, и струя ее достигла вершины дерева. Белые плоды, обагренные кровью, потемнели, и влажный корень опустившей верхушку шелковицы окрасился в красный цвет.

Вот возвращается назад, полная ужаса Тизба, боясь обмануть своего милого; ищет она его очами и сердцем, желая поведать ему, какой великой опасности избежала. Возвратясь снова на условленное место и увидев, что плоды на дереве приняли другой вид, она остановилась: то ли это место? И видит она – на окровавленном лугу лежит трепещущее тело: побледнев от страха, хочет она бежать. Но не побежала Тизба: в сомнении, робко оглядывается назад: это ее милый! Бьет она себя в грудь, рвет волосы, обвивает руками тело Пирама и орошает его рану слезами. Мешаются слезы Тизбы с кровью ее милого. Покрывает она поцелуями холодное лицо Пирама и: восклицает: "Услышь меня, Пирам, твоя дорогая Тизба говорит с тобой, открой очи свои". Долго взывала Тизба к юноше, но смерть уже навсегда сомкнула его очи.

Только теперь увидала Тизба свое платье и ножны от меча и воскликнула: "О горе! Несчастный, любовь заставила тебя умертвить себя своею собственной рукой. И мне любовь придаст мужества, чтобы нанести себе последний удар. Пускай смерть разлучила нас, но она и соединит нас. О, если бы исполнилось мое последнее желание: если бы родители наши погребли нас в одном гробу; и ты, о дерево, покрывающее ветвями одного, ты скоро прикроешь и обоих нас. Будь ты памятником нашей смерти, пусть плоды твои, прикрытые печальной, темно-зеленой листвой, напоминают о нашей печальной судьбе". Кончив, Тизба вонзает в грудь свою еще дымящийся кровью меч Пирама.

И как желала она, так и исполнили боги и родители: плоды шелковичного дерева, созревая, чернеют, а прах Тизбы и Пирама покоится в одной урне.

Арахна

(Овидии. Метаморфозы. VI, 1-145)