"Ну, а кто этот третий? – продолжал выспрашивать Приам у Елены. – Осанистый и рослый, он выше всех между ахейцами и шире других плечами". – "Это Аякс, сын Теламона, – отвечала Елена. – Аякс – твердый оплот данайцев. Впереди, между критскими дружинами, стоит богоподобный Идоменей; кругом его столпились предводители критян. Часто Менелай угощал его в нашем доме, когда он, бывало, приходил с Крита. Вижу я всех доблестных вождей родной моей земли и всех их могла бы назвать тебе по именам; не видать мне только двух могучих бойцов, Кастора и Полидевка, братьев моих. Дома ли они остались или прибыли сюда с другими данайцами, но не желают вступать в этот день в битву, стыдясь позора сестры своей". Так говорила она, не ведая, что братья ее давно уже покоятся в Лакедемоне, в недрах родной земли. В это время вестники несли по городу двух жертвенных агнцев и вино в козьем меху. Вестник Идей, несший блестящую чашу и серебряный кубок, подошел к Приаму и стал звать его в поле для скрепления договора о поединке между сыном его и Менелаем. Старец Приам ужаснулся при вести о поединке, но велел запрячь коней в колесницу. И когда кони были впряжены, Приам вместе с Антенором, почетнейшим из троянских старцев, взошел на колесницу и через Скейские ворота направил коней в поле. Приблизясь к войску, они сошли с колесницы и пошли между рядами троянцев и ахейцев. Им навстречу тотчас же встали царь Агамемнон и Одиссей; вестники привели жертвенных животных, смешали в одной чаше вино и окропили той смесью руки царей. Тут Агамемнон обнажил острый нож, который у него всегда висел при ножнах меча, и срезал у агнцев с голов прядь шерсти: вестники разделили срезанную прядь между вождями троянцев и ахейцев. После того, подняв руки, Агамемнон воззвал к богам: "Мощный Зевс, преславный, великий! Ты, Гелиос, всевидящий и всеслышащий! Реки, Земля и вы, подземные боги, каратели клятвопреступлений! Будьте все вы свидетелями и храните нашу клятву. Если Парис умертвит Менелая, пусть удержит и Елену, и все сокровища; мы тогда отплывем назад в Аргос. Если же Менелай умертвит Париса, граждане Трои должны возвратить Елену и все богатства и заплатить арговянам надлежащую пеню – такую, чтобы память о ней сохранилась до поздних потомков наших. И если Приам и сыны его не пожелают выплатить пени – я останусь здесь и не положу меча до тех пор, пока не достигну, чего хочу".
После этих слов пересек он ножом жертвенным животным гортани и, объятых предсмертным трепетом, положил их на землю. Черпая кубком вино из чаши, стали все возливать его на жертву, вознося громкие молитвы богам:
"Ты, славный Зевс, – говорили троянцы и ахейцы, – и вы все, бессмертные боги! Пусть у нарушителей клятвы нашей мозг разольется по земле, как это вино, – у них, и у детей их". После этого старец Приам обратился с речью к обеим ратям: "Внемлите моему слову, троянцы и ахейцы; я удалюсь отсюда, возвращусь снова в холмистый Илион – нет у меня сил смотреть, как станет биться сын мой с царем Менелаем. Ведает Зевс и другие бессмертные, кому из двух предназначен смертный конец в этом бою". Сказав это, он положил на колесницу жертвенных агнцев и, взойдя на нее вместе с Антенором, погнал коней назад в Илион.