Мифы Старого и Нового Света. Из Старого в Новый Свет: Мифы народов мира

[Мандан (

сиу Северной Дакоты)] Одинокий Человек с группой юношей плывет на остров добыть ценные раковины. У берега ивы превратились в воинов, с ними пришлось сражаться. Хозяин острова дал так много еды, воды, табака и женщин, что многие гости ослабли. У Одинокого Человека было трое помощников. Один мог много съесть, другой — выпить, третий — курить. Хозяин острова обвинил пришедших в убийстве собаки, послал потоп. Одинокий Человек сделал так, что вода не поднялась выше кедра.

На этом список мотивов данной серии не исчерпан, но дальнейшее изложение новых версий немного добавит к главному выводу. Он в том, что в мифах Северной Америки, преимущественно у племен Великих Равнин, использованы те же героические мотивы, что и в сказках и эпосе народов Западной Евразии. Точнее сказать, героическими являются не сами по себе мотивы, если они вырваны из контекста, но те сюжеты, которые на этих мотивах основаны. Главным действующим лицом подобных мифов и сказок является юноша, преодолевающий препятствия, побеждающий врагов, спасаемый из безвыходных ситуаций своими друзьями, получающий в жены дочь вождя и сам обычно делающийся вождем, а позже — царем. Для «индо-тихоокеанской» мифологии подобный набор мотивов не характерен.

Обилие и разнообразие параллелей между мифологией континентальных областей Евразии и Северной Америки исключает независимое возникновение одинаковых мотивов, а большой территориальный разрыв между зонами их распространения в Старом и в Новом Свете исключает их недавнее проникновение в Америку. Речь должна идти об эпохе, когда группы людей азиатского происхождения еще продолжали переселяться во внутренние области Нового Света, но не о начальных стадиях этого процесса. Именно потому, что Новый Свет был к этому времени уже в основном заселен, мигранты не смогли проникнуть в Южную Америку. Лишь в ее самых северных областях в пределах Колумбии и Венесуэлы зафиксированы единичные случаи использования тех мифологических мотивов, которые характерны для евразийских и североамериканских героических мифов. Ситуация похожа на характерную для распространения космогонических мифов о ныряльщике за землей.

Трикстеры и демиурги

Ум без чувства ответственности

Термин «трикстер» уже не раз встречался на страницах этой книги. В русском языке тот же корень использован в словах «трюк», «трюкачество», поэтому значение слова, в общем, понятно и без разъяснений. В американской фольклористике этот термин начал использоваться около ста лет назад, но популярным стал на полвека позже, когда своего «Трикстера» опубликовал Пол Радин — специалист по культуре индейцев виннебаго. Текст Радина дополнили своими статьями психолог Карл Юнг и филолог-античник Карл Кереньи, сделав выход книги еще более заметным.

Описывая похождения мифологического трикстера у виннебаго и других североамериканских индейцев, Радин пришел к выводу, что мы имеем дело с древнейшим типом персонажа. В нем совмещены все мыслимые оппозиции — добро и зло, свое и чужое. Этот персонаж дошел до нас с тех времен, когда человек еще не был вполне человеком и его сознание только формировалось.

Выдающийся русский филолог Е. М. Мелетинский (1918–2005) определил трикстера проще, не фантазируя относительно того, что было в головах у людей в отдаленном прошлом. Трикстер — это обманщик, плут, озорник. Он побеждает своих противников не силой, а хитростью, но и сам попадает в сложные ситуации из-за собственной беспечности и шутовства. Трикстер, по Мелетинскому, это комический дублер серьезного культурного героя. Левон Абрамян также писал, что трикстер совмещает «полярные свойства обоих братьев-близнецов». Наконец, М. И. Стеблин-Каменский (1903–1981), занимавшийся изучением скандинавской культуры и мифологии, предложил, цитируя одного из своих предшественников, наиболее емкое и, как кажется, точное определение подобного персонажа — «ум без чувства ответственности».