Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

Интерес к картам уже иссякал: уменьшался банк. Он как бы таял на блеклом травянистом сукне в желтых пятнах света, лениво отбрасываемого сальными свечами. Учуяв, что хилые кучки монет больше уже не согревают души игроков, Тарасена поспешила вынести им тростниковой водки и чичи. Начо Вегильяс, радостно встреченный гостями, полураздетый, в расстегнутом жилете, с волочащимися по земле подтяжками, уморительно скакал, изображая в лицах дуэт жабы и лягушки. (Этой «классикой» любил услаждать свой слух тиран Бандерас, когда хотел развеять мрачное свое настроение.) Начито, подобно заправскому бродячему актеру, с увлажненными от избытка чувств глазами, принимал поздравления, жал руки, кидался в широко раскрытые объятия. Доктор Поляк, снедаемый завистью к успеху лисенсиата, утешался тем, что показывал обступившим его девицам какие-то карточные фокусы. Эта пестрая тропическая гирлянда изукрашенных бантами обитательниц публичного дома, восторженно перешептываясь, внимала разглагольствованиям велеречивого шарлатана. Девица со скорбным, похоронным выражением лица обходила гостей с подносиком для пожертвований, поправляя на ходу распахнутое на тощей, жалкой груди платьице; и без того увядшая, без кровинки в лице, она казалась еще более жалкой в своем корсажике из блеклого голубого муслина, этой роскоши нищих похорон. Начито прыгал за ней на корточках и квакал:

— Ква-ква!

IV

На рассвете под аркой Мадрес-Португалес показалась грустная парочка — Слепой Сыч и девица со скорбным лицом. Гасли огни иллюминации. В Порталитос замирали последние всплески празднества: карусель, залитая ярким светом фонарей, совершала последний круг. Слепой Сыч и девица со скорбным лицом, спотыкаясь на каждом шагу, устало переговаривались:

— Более паскудных времен я еще не видывал!

Девица, все с тем же похоронным выражением на лице, невпопад ответила:

— Когда-то наступят еще праздники?!

Слепой Сыч покачал головой:

— Пора Кукарачите принанять новеньких, иначе не удержать ей клиентов. Кстати, девица, что приехала из Панамы, имеет успех?

— Для новенькой — никакого. Она ведь, знаешь, из этих… мочалес, одним словом.

— Что значит «мочалес»?

— Словечко придумала одна из заведения Кукарачиты, по прозвищу «Малагенья». Это про тех, кто любит всякие странные выкрутасы…

— Не смей повторять гадости!

Скорбная девица с грустью уставилась на меркнущие звезды:

— А заметно было, как я хрипела?

— Только первые такты. Потом все пошло великолепно. Сегодня ты была в ударе и пела, как настоящая артистка. Поверь, это не просто отцовская похвала! Ручаюсь, что и на настоящей концертной сцене ты имела бы большой успех. Ты так замечательно вытянула: «Пощади меня, надежда…» — просто диво! Нет, нет, ты должна петь в настоящей опере! Разом кончились бы и мои невзгоды. Я бы стал дирижером…

— Как, слепой?

— Ну, сперва я, конечно, сделал бы глазную операцию!

— Ах, папочка, как мы размечтались!

— Неужели мы никогда не доживем до такого счастья?

— Кто знает!

— Ты не веришь?

— Нет, просто не хочу гадать.

— Иной жизни ты не знала и потому так покорна судьбе.

— Так ведь и вы, отец, не знаете другой, более счастливой жизни!

— Я видел чужое счастье и потому хоть чуточку могу представить себе, что это такое.

— В жизни не испытывала чувства зависти, но одному, знаю точно, я бы не завидовала никогда — богатству.

— А чему бы ты завидовала?

— Птичкам! Сидела бы на ветке и пела.

— Полно молоть вздор!

— А вот мы и дома.

В прихожей, укрывшись одной тряпкой, спали на полу индеец с индианкой. Скорбная девица и Слепой Сыч тихо проскользнули мимо. Колокол женской обители призывал верующих к заутрене.

V

Начо Вегильяс совсем раскис от выпитого: глаза увлажнились, язык заплетается. Склонив голову на грудь дайфы, он оглашает Зеленую гостиную арией:

— … Любовь свою мне подари, о лилия, упавшая в болото!

Блудница чувствительно вздыхает:

— Чудесно! А еще уверяешь, будто ты не романтик!

— Чистый ангел любви! Богиня! Я вызволю тебя из бездны и спасу девственную твою душу!.. Тарасена! Тарасена!

— Не скандаль, Начито! Оставь при себе свои шуточки и лучше не задирай хозяйку.

С этими словами Лупита приложила к его губам пальцы, унизанные дешевыми кольцами. Начито вскочил:

— Тарасена! Я уплачу долг этой лилии, втоптанной в грязь гнусного твоего заведения!

— Замолчи! Не мели чепухи!

Начито, нос которого в этот момент напоминал капельницу, патетически обратился к своей подруге:

— О мой ангел с перебитыми крыльями! Утоли, насыть мою тоску по прекрасному идеалу! Прикоснись рукой к моему лбу, и ты почувствуешь, как он пылает от бушующего в нем океана огненной лавы!

— Я уже слышала эти пьяные песни! Вот тут, Начито, на этой самой постели, мне их однажды уже напевали!

Начито вдруг приревновал:

— Поди, напевал какой-нибудь проходимец?

— А может, и не слышала… Мне кажется, этой ночью происходит то, что когда-то уже произошло. Прямо наваждение, да и только!.. Мерещится, будто все свершилось до того, как и в самом деле свершилось…

— Я устремлялся к тебе в своих одиноких снах! Магнит твоего взгляда притягивает меня! Поцелуй меня, женщина!