Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

Надолго врежутся в память эти празднества в день поминовения святых и усопших! Оружейная площадь, Монотомбо, Аркильо-де-Мадрес наводнены палатками, лотками, карточными и рулеточными столами. К Порталитос-де-Пенитентес сбегается народ, чтобы поглазеть на «огненного быка». Гася по дороге фонари иллюминации, мчатся толпы весельчаков: они хотят, чтобы бык светился еще ярче. В бескрайнем небе одолевает мрак задорная, насмешливая луна. Под навесами и у входов в балаганы и палатки коптят керосиновые лампы. Толпы бедняков окружают слепцов, поющих под гитары. Креолы-ранчеро — пончо, широкополые шляпы и сверкающие ножи — облепляют столики с азартными играми, уповая на изменчивое счастье. Волнами накатывается беднота, краснокожая, лохматая, босая. На каменных приступках церковных папертей горшечники-индейцы торгуют глиняными колокольчиками, расписанными кричаще-драматическими рисунками. Набожные женщины и дети покупают эти зловещие глиняные изделия, жалобным своим звоном напоминающие и стадную овцу, и странствующего монаха одновременно. На каждом шагу вспыхивает то бурное веселье, то яростная ссора. В галереях, палатках метисов и индейцев бренчат гитары и разливаются песни о чудесах и разбойниках:

Был Диего ПедерналесОт рожденья именит…

II

Внутренний дворик публичного дома Кукарачиты был расцвечен пестрыми фонариками, а в Зеленой его гостиной были возжены поминальные лампады: в дни празднеств такое соседство неизбежно.

Лупита Романтик в пеньюаре с бантами и с растрепанной прической, провалившись в магнетический сон, тяжко вздыхала под взглядом и пассами доктора Поляка. Обессиленная, покорная, вся во власти видений, она только вскрикивала:

— Ах!

— Отвечайте, сеньорита медиум!

— Ах! Он весь светится и сейчас подымается по высокой лестнице… Не могу. Он пропал… Растаял…

— Еще, напрягитесь еще, пока он снова не явится вам!

— Он входит в дверь… возле нее стоит часовой.

— Они разговаривают?

— Да… Вот он опять пропал. Не вижу… Ах!

— Сосредоточьтесь, сеньорита медиум!

— Не могу.

— Приказываю вам!

— Ах!

— Сосредоточьтесь! Что вы видите вокруг?

— Ах! Огромные, словно луны, звезды… Они мчатся по небу…

— Вы еще на земле?

— Не знаю.

— Знаете! Отвечайте. Где вы сейчас?

— Я умерла!

— Я воскрешаю вас, медиум.

И с этими словами шарлатан коснулся перстнем ее лба. Потом стал делать какие-то пассы руками и дуть на веки спящей дайфы^{109}.

— Ах!

— Сейчас вы проснетесь веселой, со свежей головой… Проснетесь бодрой, здоровой, словно ничего не было.

Монотонно бормотал он какие-то фразы, будто священник привычную проповедь. В коридоре бушевала рассерженная хозяйка, а во дворе, где танцы, попойка и игра слились в общий гул, куражился полковник Домисьяно де ла Гандара.

III

Полковник Домисьяно де ла Гандара бренчит на гитаре. В распахе выбившейся из штанов рубахи круглится сияющее брюшко тибетского божка. Домашние туфли на босу ногу, на голове широкополая шляпа, из-под которой выглядывают красный платок и ухо с серьгой. Подмигивая одним глазом и машинально настраивая гитару, он обменивается непристойными шуточками с девицами легкого поведения в сильно декольтированных халатиках и с длинными распущенными волосами. Смуглый, коренастый, кудрявый, полковник одет в пропахшую потом индейскую куртку и восточные шаровары, стянутые ремнем с крупной серебряной пряжкой. Непристойные, грубые шутки он сопровождает заливистым пьяным смехом. Ниньо Домисьяно никогда не бывал трезв и всю свою жизнь таскался по притонам и публичным домам, к концу же праздников он допивался до безобразия и начинал буянить. В креслах-качалках томно возлежали презрительно молчавшие блудницы: их присутствие угадывалось по лениво раскачивающимся огонькам сигар. Полковник, в последний раз проверив настройку, затянул на шутливый лад популярную в те времена песню о Диего Педерналесе. Тень его руки и отблески украшавших ее массивных перстней и колец световым узором вплелись в звуковой узор гитары:

Едет он на драной кляче,Караулом окружен,Он в Вальдивии был схваченВозле дома своего.Дочь ревнивая ранчероСудьям выдала его!

IV