Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

Все форты хранили молчание, немыми были окопы карлистов — ни одного выстрела, ни облачка дыма. Поле под хмурым, свинцовым небом было покрыто белым саваном снега.

Вблизи Урбии, по обе стороны дороги, виднелись разрушенные усадьбы, заткнутые соломой окна, деревья с обломанными ветками и всюду — окопы и брустверы.

Мартин въехал в Урбию. Дом Каталины имел жалкий вид: крыша пробита снарядами, двери и окна заколочены; в заброшенном саду сирень словно выставляла напоказ свои изуродованные ветви, а самая большая ветка одной из прекрасных лип была сломана и опустилась до земли. Куст вьющихся роз, прежде такой пышный и красивый, совсем засох.

Мартин пошел вверх по улице, чтобы взглянуть на дом, в котором родился. Школа была заперта; за пыльными стеклами виднелись развешанные на стенах карты и таблицы с большими буквами. Возле лачуги Салакаина стояли два столба, соединенные перекладиной, на ней висел колокол.

— Для чего это? — спросил Мартин у нищего, который ходил от одной двери к другой.

— Сторожевой колокол. Как, бывало, заметят дым от пушечных выстрелов, так сразу и зазвонят, чтобы предупредить народ.

Мартин вошел в жилище Салакаинов. Крыши у дома не было, она сохранилась только над одним углом кухни. В этом укрытии, среди щебня и мусора сидел мужчина и писал что-то, а возле него возился с кастрюлями мальчишка.

— Кто здесь живет? — спросил Мартин.

— Здесь живу я, — ответил голос.

Мартин остолбенел: это был Иностранец. Они обменялись сердечным рукопожатием.

— Ну и шум же вы подняли в Эстелье! — сказал Иностранец. — Великолепная проделка! Как вам удалось убежать?

Мартин рассказал историю своего побега, а журналист записывал.

— Из этого получится прекрасная статья, — заметил он.

Потом они заговорили о войне.

— Несчастная страна! — сказал Иностранец. — Сколько жестокости! Сколько нелепого! Вы помните бедного д’Оссонвилля, с которым мы познакомились в Эстелье?

— Да.

— Расстреляли. А Ласалу Трубу и Прашку — из тех, кто гнались за нами возле Эрнани?

— Помню.

— Эти двое спасли своего командира Монсеррата от смерти. И знаете, кто их расстрелял?

— Разве их расстреляли?

— Да, тот же самый Монсеррат, в Ормайстеги.

— Вот горемыки.

— А этот, другой, его звали Анчуса, из отряда Падре, вы его тоже должны знать…

— Да, я его знал.

— Его Лисаррага приказал расстрелять. А Мыловара, заместителя Падре…

— Тоже расстреляли?

— Да. А ведь только благодаря Мыловару Падре одержал свою единственную победу — в Усурбиле, его отряд оборонял там от либералов одну часовню; но Падре завидовал Мыловару и к тому же думал, что тот собирается ему изменить, вот и отдал приказ расстрелять его.

— Если так будет продолжаться и дальше, тут никого в живых не останется.

— К счастью, уже начался разгром карлистов, — ответил Иностранец. — А зачем вы сюда приехали?

Мартин объяснил, что он из Урбии, так же как и его жена, и рассказал обо всем, что с ним приключилось с того дня, когда он потерял Иностранца из виду. Они пообедали вместе, а вечером распрощались.

— Я верю, что мы еще встретимся, — сказал Иностранец.

— Кто его знает? Вполне возможно.

Глава III,

в которой Мартин начинает зарабатывать себе славу

В самую пору снегопадов один отважный генерал, прибывший очень издалека, возымел желание отрезать войска карлистов от Пиренеев и выступил из Памплоны в направлении Элисондо, однако, увидев, что возвышенность Велате укреплена и обороняется карлистами, отошел к Эуги, а затем стал пробираться лесами, по ужасным тропам, к перевалу Олаберри, что вблизи границы, и так как солдаты его заблудились в лесу, то он добрался с ними в долину Эль-Бастан только через два дня и три ночи.

Генерал проявил великую неосмотрительность, но ему повезло, ибо, если бы метель, которая разыгралась на следующий день после того, как его войско прибыло в Элисондо, началась раньше, половина солдат осталась бы под снегом. Генерал попросил провианта у Франции и благодаря помощи страны-соседки смог накормить своих людей и оборудовать для них лагерь.

Мартин и Баутиста были связаны с одним торговым домом в Байонне и с его товарами отправились на своих двуколках в Испанию, в Аньоа. Аньоа расположен приблизительно в километре от того места на границе, где находится испанский таможенный пост Данчаринеа. В тот день в Аньоа стеклось довольно много народу с французской границы. Дорога была забита двуколками, повозками и омнибусами, которые везли для войска в долину Эль-Бастан обувь, мешки с хлебом, ящики с галетами из Бордо, паклю для тюфяков, бочки с вином и водкой. Кроме обоза с предназначенными для войска грузами, на этой покрытой непроходимой грязью дороге застряли еще и повозки байоннских торговцев, заваленные всяким товаром, который байоннцы везли, думая выгодно распродать в розницу. А возле моста через речушку Угарону толпились маркитанты с корзинами, флягами и разным другим добром.

Мартин и Баутиста, вместе со своими женами, подъехали к Аньоа и устроились на постоялом дворе. Каталина надеялась узнать здесь что-нибудь о своем брате.