Мигель де Унамуно. Туман. Авель Санчес_Валье-Инклан Р. Тиран Бандерас_Бароха П. Салакаин Отважный. Вечера в Буэн-Ретиро

Спустя два дня, под вечер, я сидел у себя в кабинете и корпел над корректурой — занятие, изобретенное самим дьяволом на горе писателям и наборщикам, когда ко мне вошел человек лет пятидесяти с лишним, облаченный в траур, в развевающемся синем шарфе, бледный, с черной бородою, посеребренной сединой, и еще довольно густой шевелюрой. Видимо, это и был сам Фантасио. Чувствовалось, что в молодости он был юношей элегантным и загадочным.

— На днях сюда заходила одна сеньора, которая говорила с вами о рукописи романа, — несколько нерешительно начал он.

— Совершенно верно.

— Так я вам принес его.

И он протянул мне синюю папку.

— Очень хорошо. Угодно получить расписку?

— В этом нет необходимости. Когда будет ответ?

— Дней через восемь — десять.

— Хорошо, я зайду через десять дней. Если не появлюсь, поступайте с рукописью, как вам заблагорассудится.

Романтический мужчина, он же загадочный юноша в прошлом, низко поклонился и вышел.

Роман я прочитал и нашел, что он не так уж плох, незнакомец же больше не появлялся. Я отложил рукопись, она затерялась на книжной полке среди разных бумаг и лишь теперь, спустя много лет, снова попалась мне на глаза.

Я долго колебался, раздумывая, публиковать роман или нет, но в конце концов решил отправить его в типографию. Естественно, мне прежде всего следует недвусмысленно засвидетельствовать, что автор этой книги не я, а тот таинственный незнакомец с густой шевелюрой и в развевающемся синем шарфе, которого друзья звали Фантасио. Кто пожелает сравнить его мысли и взгляды с моими, тот легко убедится, что между Фантасио и мною — большая разница.

II

Романтический сеньор с бородой, в прошлом загадочный юноша, предпослал своей книге посвящение. Оно гласило:

«Госпоже и подруге.

Прошлое не лучше настоящего, дорогая моя подруга, это несомненно, но оно озарено бледным сумеречным сиянием, манящим, поэтичным и столь непохожим на резкий, раздражающий свет настоящего.

Возьмите любой глагол в прошедшем времени, и фраза тотчас же приобретает несколько меланхолический оттенок. Вы не находите? «Я шел тогда… Я ехал в ту пору… Я путешествовал…» Этого вполне достаточно, чтобы действие, о котором мы вспоминаем, окружить атмосферой грусти и сожалений. Поддавшись тоске о прошлом, автор подумал о вас. В то блаженное для нас время вы порхали в садах Буэн-Ретиро, ослепляя всех ярким блеском юности. Я же в ту пору и в том же парке отнюдь не блистал, я лишь коптил небо.

Теперь мы с вами старики. Какая жалость! Я-то уж куда ни шло, но вы!.. Исчезли подмостки и актеры. Сада теперь нет, большинство наших друзей умерло. Наше время промелькнуло так же, как все времена. Hora fugas[34]. Fugit irreparabile tempus[35]. И остается только спросить словами Хорхе Манрике^{182}

:

Где теперь король дон Хуан?Что с инфантами Арагонаныне сталось? —

или сказать вместе с французским поэтом: «Увы, где прошлогодний снег?»^{183}

И вас и меня время, словно энтомолог насекомых, как бы пришпилило булавкой к картону. А теперь я сам попытаюсь приколоть к тому же картону и такой же булавкой наших с вами современников в качестве археологических достопримечательностей.

Еще несколько лет тому назад я не решился бы сочинить подобную книгу, а уж опубликовать ее и подавно. Сейчас меня не мучат сомнения, и я, никого не беспокоя, могу беспрепятственно писать с натуры людей, события, пейзажи, потому что эти люди, события и даже пейзажи в большинстве своем изменились почти неузнаваемо: их тоже не пощадило неумолимое время. Даже сами участники событий, читая мой рассказ, вряд ли узнают и вспомнят то, что там описано.

Но вы, очаровательная подруга, вы узнаете и все вспомните, ибо вы, к сожалению, моя сверстница.

Иные люди должны были бы всегда оставаться молодыми и черпать силы в том источнике вечной юности, который испанский мореплаватель Понсе де Леон^{184} тщетно искал во Флориде.

С прежним восхищением и неизменной преданностью

ваш старый друг

Фантасио».

III

Тридцать с лишним лет тому назад сады Буэн-Ретиро были самым главным стратегическим пунктом мадридской буржуазии. В них было так приятно проводить летние вечера! Парк располагался сравнительно близко от центра города — рядом с площадью Сивелес; в нем были вместительный театр, кафе, оркестр, деревья, а также укромные рощицы для парочек, ищущих уединения. Вечером, освещенный яркими фонарями, он представлял собой великолепное зрелище. По аллеям фланировали элегантные дамы и прекрасно одетые кавалеры. Они изощрялись в комплиментах и бросали многозначительные взгляды.

Люди развлекались, вероятно, точно так же, как пятьсот лет назад и как они непременно будут развлекаться еще через пятьсот лет. В душные летние мадридские вечера здесь можно было за доступную цену подышать свежим воздухом и поболтать в приятной компании. В иные сезоны в парке давали оперу с неплохими певцами, причем билеты стоили дешево; в другие — здесь гастролировала оперетта и устраивались большие представления с танцами и пантомимой.