Михаил Ефремов. Последняя роль

Не отступать. Верить в себя. Стать той самой упрямой лягушкой, которая триумфально сбила мускулистыми лапками в масло все молоко кувшина-западни. Если ты красивая и умная рептилия, твоя пупырчатость и перепончатость конечностей твоих суть адекватны параметрам публики, ты победил(а). Ну а коли ты лягушка неформатная, то естественный отбор рыночных (и не только) отношений швырнет тебя со скалы подобно селекционным жрецам тупой и недальновидной Спарты.

Поставить свой портрет на обложку. Прийти на тусовку надменного бомонда и дарить экземпляры рестораторам, министрам, олигархам, префектам и жертвам пластических операций. И да не обманутся те, кто полагает, что сие есть экстраполяция бутусовского «Разденься, выйди на улицу голой!». Как раз наоборот.

Как замечала на страницах леонтьевского «Однако» медиаидеолог Марина Леско

, мы живем в катастрофическую эпоху утраты смыслов. Пора находить неравных в позитиве, а не в негативе. Потому что, как завещал мудрый товарищ Бисмарк, возможности, сука, порождают намерения.

Роль в пьесе «ДТП на Садовом»

Против Ефремова с самого начала сработала двойственность его позиционирования. Для большинства аудитории Михаил был артистом-пьяницей и веселым гулякой, но многие видели в нем «Гражданина поэта», считали «совестью нации», примерным отцом и заботливым мужем. То есть «хорошим человеком».

Поэтому одни связали его аварию с безответственностью, свойственной богеме, а фанаты хорошего человека Ефремова увидели в ней желание «власти» покарать «инакомыслящего».

Как известно, каждый моделирует мир по себе, когда интерпретирует поступки других. Завистливым людям везде мерещится зависть, любвеобильные «ищут женщину», ну а меркантильные во всем видят материальный интерес.

Ровно поэтому живущие в ментальном пространстве «кровавого режима» искренне полагали, что оппозиционера Ефремова таким замысловатым образом убирают со сцены, а обычные люди, вынужденные ходить на работу каждый день и держать себя в руках, зная, что закон в случае чего не проявит к ним снисхождения, посчитали, что Ефремов обнаглел от безнаказанности.

Обвинять медиа в каком-то особом разжигании интереса к пьяному ДТП со смертельным исходом тоже не имеет смысла, ибо медиа следуют за интересом публики и фиксируют внимание лишь на тех сюжетах, которые вызывают общественный резонанс.

Конечно, резонанс можно связать с тем, что существует Право, определяющее правила существования человека в обществе, и Закон, который один для всех. В нашем понимании он по определению несправедлив – люди ведь разные и обстоятельства у них разные, следовательно, одни и те же проступки нельзя судить одинаково.

Какое бы решение ни было принято, на уровне «естественного права» (© Иван Ильин) оно всегда будет оспорено значительной частью аудитории, так уж устроены носители русскоязычного менталитета.

Но дело, похоже, все же не в этом.

Виной всему путаница ролей. Ведь жизнь игра, а люди актеры… Знаменитый Стенфордский тюремный эксперимент подтвердил справедливость этого тезиса – роль определяет поведение человека. Оказавшись в тех или иных обстоятельствах, homo sapiens ведет себя так, как, по его представлениям, следует себя вести в данном конкретном случае.

К тому же психологи давно выяснили, что в человеке (любом) живут разные субличности и все они истинны. Где-то можно предстать ребенком, где-то родителем, где-то отважным, где-то пугливым, но суть этой системы адаптации к обстоятельствам заключается в том, что на каждую конкретную ситуацию человек реагирует активизацией той или иной субличности и, разумеется, процесс этот, как правило, бессознателен.

Ефремову следовало определиться, кто он: асоциальная богема или «хороший человек». И коли не получилось интуитивно выбрать субличность, то надо было хотя бы сыграть свою роль сообразно обстоятельствам.

Но вместо этого зритель попал не на спектакль, а в гримерку, где Михаил декламировал текст то из одной пьесы, то из другой. И играл то одного персонажа, то другого.

Мы видели то гуляку-парня, живущего за гранью этики, то человека, способного на раскаяние, достойного представителя творческой интеллигенции, который осознал меру своей вины и готов ее искупить. Поначалу все шло к тому, что истинный Ефремов – это безбашенный алкоголик, человек бесконечно далекий от чувства вины, живущий на «авось». Потом вдруг Михаил зачитал проникновенный текст, словно осознал масштаб содеянного. Потом – снова превращение. И так до конца процесса.

На вопрос журналиста «Зачем [Ефремов] отказался от признания вины?» его друг Иван Охлобыстин ответил: «Миша будто загипнотизирован. Он слушает своего адвоката. По-моему, он вообще не понимает всего того, что касается его дела. Миша уверен, что его осудят, с этим согласен и хочет наказания».