Михаил Катков. Молодые годы

Иван Петрович Ключников (более употребляемая форма — Клюшников, 1811–1895) происходил из семьи харьковского дворянина. В 1828 году, по окончании московской гимназии, поступил в университет на словесное отделение. Зимой 1830–1831 годов он познакомился с первокурсником Николаем Станкевичем, с которым у них сразу же возникли дружеские отношения. Их связывал общий интерес к поэзии, искусству, эстетике. Станкевич был более увлечен новыми философскими учениями, а Клюшников историей. При этом оба отличались богатым воображением с долей самоиронии и едва просматривающейся легкой грустью.

Раньше других членов кружка Станкевича Клюшников в 1832 году вышел из университета, удостоившись степени кандидата отделения словесных наук, и стал преподавать историю в Дворянском институте, подрабатывая также частными уроками. В опубликованной в «Русском вестнике» в 1883 году небольшой заметке о Клюшникове без подписи (авторство, вероятнее всего, принадлежало самому Каткову) отмечалось: «Он обладал даром вызывать дух исторических эпох. Речь его между друзьями сверкала остроумием и воображением. В живой импровизации, исполненной юмора, но всегда основанной на серьезных изучениях, он рассказывал о людях и делах отдаленного прошлого, будто самовидец, как бы о лично пережитом. В его юморе чувствовалась грустная нота, которая, чем далее, тем слышнее становилась. К философскому умозрению был он мало склонен, но интересы и занятия кружка вовлекли его и в эту сферу, оказывали на него давление, несколько нарушая его душевное равновесие и сообщая ему некоторую экзальтацию»[159].

В 1837 году Клюшников переживает серьезный кризис, затянувшийся на несколько лет. Друзья по кружку, и прежде всего Катков, Бакунин, Боткин, ухаживали за товарищем, отвлекали от дурных мыслей, периодически возникавшей у него идеи самоубийства и помогали прийти в себя. В одном из писем Станкевичу, находящемуся уже в Берлине (май 1839 года), Бакунин писал, что он вместе с Боткиным и Катковым беспрестанно возится с Клюшниковым, стараясь «пробудить его от апатического бессилия, пробудить в нем веру и волю, которые не зависели бы от минутного состояния, от минутной болезни духа». Далее Михаил Александрович, советуясь со Станкевичем, предлагал самое действенное, на его взгляд, средство от ипохондрии — сменить обстановку. «И я постараюсь, — продолжал он, — сделать это, постараюсь вырвать его из Москвы и, если можно, уговорить его ехать за границу; если же не за границу, то, по крайней мере, куда-нибудь в деревню или к матери в Малороссию, или к нам в Прямухино»[160].

Предложенный Бакуниным способ лечения оказался для Клюшникова спасительным. Он надолго покинул Москву, расставшись со своими хворями, страстями и депрессией, а заодно и с кругом друзей, проявлявших искреннюю заботу и внимание во время болезни и бывших в какой-то мере источниками ее самой, нарушая, как писал М. Н. Катков, «его душевное равновесие». Клюшников признавался в декабре 1838 года:

Друзья мне скучны, — прихожу в их круг,И говорят с участьем: «Здравствуй, друг!Здоров ли?» — и протягивают руки.

«Ну как дела?» — и прочее. От скукиЗа трубку, развалюсь, болтаю вздор,А мне кругом рукоплескает хор:

«Вот мило! Вот забавно! Молодец!Скажи еще!» Невмочь мне наконец:Не с тем я шел, не то сказать хотел.Я не сказал — зачем же? — так, не смел.

Друзья мне скучны; не пойду в их круг —Не дружный сам с собой — кому я друг?..

Одолев недуг, он полностью посвятил себя поэтическому творчеству и ведению хозяйства. В течение сорока лет он безвыездно жил в родовом имении на хуторе Криничном в Сумском уезде Харьковской губернии. Когда многие полагали, что Клюшникова уже давно нет в живых, он неожиданно в 1880 году приезжает в Москву и передает Каткову для публикации свои стихи, которые не прекращал писать всю жизнь. Уже перед самой смертью Каткова, в 1886 году, в «Русском вестнике» вновь появляются стихотворения Ивана Клюшникова. Судя по всему, Катков никогда не забывал своего товарища и проведенных вместе лет молодости со всеми сбывшимися и несбывшимися светлыми мечтами и надеждами.