Михаил Катков. Молодые годы

Кто хотя бы раз плавал по Балтике, уже не сможет забыть переживаний, переполняющих путешественников в течение нескольких дней пути, пока они, наконец, не приставали к заветному берегу. Влияла не столько внезапная перемена погоды, сколько возможная перемена участи предавала душу терзаниям, рисуя в воображении самые невероятные сцены. Но корабль следовал своему курсу, преодолевая препятствия, рассеивая сомнения и вселяя надежду.

Тема путешествий имела особое значение в русской литературе. Даже в названиях многочисленных произведений запечатлен образ дороги. Пускаясь в долгое и сложное, порой коварное и полное трудностей путешествие, путник погружался в глубину жизни, постигая пространство и время, смыслы и традиции. А мы, вслед за авторами и их героями, изучаем их мотивы и поступки, миропонимание, распознаем характеры и судьбы.

Так, роковая история случилась в начале мая 1841 года. Накануне поездки за границу Мария Львовна Огарёва убедила супруга подписать документ, который сохранял бы за ней материальную независимость в случае смерти Николая Платоновича, «возможной в путешествии». Огарёв согласился исполнить просьбу Марии Львовны, увлеченной очередным романом с одним из его приятелей, надеясь таким образом освободить ее от возможных осложнений и наследственных притязаний родственников, уберечь от злого рока.

«Огарёвское дело», сложное и запутанное, растянувшееся на несколько десятилетий взаимными исками и судебными процессами, бросило тень на отношения многих известных литераторов между собой. Вовлеченная в дело Авдотья Панаева, гражданская жена Николая Алексеевича Некрасова, решившая помочь тогда Марии Львовне, сумела прибрать, как говорили недоброжелатели, весь капитал подруги к своим рукам, выплачивая ей проценты, правда, совсем не так регулярно, как это делал благородный Огарёв. Замешан в деле был и Некрасов. В 1853 году крайне обедневшая Огарёва умерла в Париже, так и не получив причитавшегося ей состояния. Именно из-за этой истории, когда обнаружилась ее подоплека, Огарёв, Герцен, а вслед за ними и Тургенев порвали все отношения с Некрасовым. Кто действительно был виновником этих распрей, исследователи спорят до сих пор. Но, казалось бы, вполне естественное желание супруги обеспечить себе будущее в случае внезапной кончины мужа обернулось далеко идущими последствиями.

Курьезный случай произошел с В. П. Боткиным, отправившимся в круиз по Балтике в свадебное путешествие с молодой женой, французской модисткой. По прибытии в Штеттин он внезапно расстался с супругой со словами: «Madame, voice vos malles et voici les miennes, — séparons nous…» [Мадам, вот ваши чемоданы, а вот мои, — расстанемся (фр.)][297]

. Тесного общения с избранницей жизни хватило Боткину на несколько дней плавания.

И печаль, и радость. И жажда перемен, и иллюзии, часто призрачные, становились на время путешествия спутниками направлявшихся в бушующее море волн и страстей, едва корабль брал курс на запад. Образ блистательной Европы будоражил и манил.

Николай Васильевич Гоголь считал, что «писатель современный, писатель комический, писатель нравов должен подальше быть от своей родины. Пророку нет славы в отчизне», — делился он своим печальным выводом с М. П. Погодиным в мае 1836 года[298]

. Через месяц, описывая превратности, поджидающие пассажиров, решившихся на морской вояж, в письме Василию Андреевичу Жуковскому из Гамбурга Гоголь с сокрушением признавался, что «наше плавание было самое несчастное: вместо четырех дней пароход шел целые полторы недели по причине дурного и бурного времени и беспрестанно портившейся пароходной машины. Один из пассажиров, граф Мусин-Пушкин, умер»[299].

Пётр Яковлевич Чаадаев, собираясь в июле 1823 года в Германию, попал в Англию. Уже подрядив было судно, отправляющееся в Любек, он увидел в порту славный английский корабль, шедший в Лондон, и, не сумев избежать соблазна, сменил курс путешествия. Плавание не обошлось без злоключений. Превосходный трехмачтовый парусник «Kitty», обещавший доставить пассажиров в Лондон за девять дней, попал в шторм и, поломав мачты, вынужден был чиниться у побережья, в 70 верстах от Ревеля. «Необыкновенный случай! — писал Чаадаев брату Михаилу. — Я стоял с пакостным (второй пассажир на судне, англичанин, знакомый Чаадаева и известный под именем пакостного. — А. Л.) на палубе, солнце сияло прекрасно, мы бежали по 6-ти узлов; вдруг на небе, не знаю откуда, взялась тучка; не успел он мне показать ее и промолвить: беда! как один борт уже был под водою, паруса разлетелись, а мачты с треском повалились в море. Нас било не более двух часов; после наступила опять ясная погода, — корабль как будто ударило плетью»[300].