Михаил Кликин. Сборник

Света дождалась трамвая, показала соседям проездной и села на переднее сиденье, устроив на коленях авоську с двумя бутылками. Дорога до заводского общежития заняла без малого час, но Света этого времени просто не заметила…

Утро пятницы началось звоном соседского будильника.

Света открыла глаза и целую минуту лежала, глядя в потолок.

Будильник не унимался.

Света зевнула, села и постучала в стенку кулачком:

— Семён! Вставай! На работу пора!

— Да я уже, — глухо отозвался сосед. — Это не мой будильник. Это у Диановых звонит. А они ушли уже — дверь хлопала…

Света спустила ноги на пол, дотянулась до «транзистора».

«Переходим к водным процедурам», — объявил бодрый голос диктора.

Зарядку Света проспала.

Под утренний концерт по заявкам девушка приготовила завтрак: омлет с колбасой и сладкие гренки. Налила в стакан воды из-под крана, выпила натощак, сделала дюжину приседаний и махов ногами и только потом села за стол, накрытый потёртой клеёнкой.

— Свет, у тебя сахар есть?! — прокричал из-за стены Семён.

— Нет! — отозвалась девушка. — Только что последки на гренки высыпала! Зато варенье осталось!

— Малиновое?!

— Клубничное!

— Клубничное и у меня есть! Мамино, из деревни!..

Расправившись с завтраком, Света стала собираться на работу. На завод от общежития ходил автобус, и нужно было спешить, чтобы успеть на него. В набитом под завязку салоне всегда было весело — не то что в городском троллейбусе, перевозящем скучных незнакомых людей.

Уже запирая дверь комнаты на ключ, Света вдруг вспомнила про кефир, купленный для ребят. Она ойкнула, хлопнула себя по лбу и вернулась.

Авоська с бутылками стояла за окном — в фанерном ящике, приделанном к форточке. Света достала остывший за ночь кефир, прихватила со стола две гренки и, цокая каблучками по крашеному полу, побежала на работу…

Ребята, конечно же, опоздали. Света уже полчаса работала за токарным станком, сердито поглядывая на пустые места по соседству, когда в грузовых воротах цеха наконец-то появился Захар. Он осмотрелся, будто шпион, и бочком проскользнул мимо каморки Михалыча, на ходу застёгивая халат.

— Опоздал! — грозно сказала Света.

— Дай детальку, — попросил Захар. — Ты сколько уже выточила?

— Не дам!

— А я скажу, что ты на нас плохо влияешь! От работы отвлекаешь. Вона, юбку короткую надела. А надо — штаны! Намотает подол на бабку — в одних трусах останешься… — На лице Захара вдруг отразился неподдельный интерес. — Кстати, Свет, а какие у тебя трусы? В горошек или в цветочек?

— Дурак. — Девушка покраснела. — Фёдор где?

— Сейчас придёт. Мы с ним поспорили, кто быстрей до завода доберётся: он бегом или я на троллейбусе.

— Ты победил?

— Не… Он победил. Только он теперь шагу ступить не может. Сидит на лавочке за проходной, отдувается, газировкой отпивается. Может, сходишь за ним, поможешь? А я тут за станком твоим пригляжу…

— Ну нет, — Света тряхнула головой. — Давай лучше вместе. Ты завтракал сегодня?

— Не успел. А что? Покормить меня хочешь? Это я с радостью!

— Вот и пойдём. Я только Михалычу скажу, что мы отлучимся. По комсомольской надобности.

— По комсомольской, — Захар хмыкнул. — Это ты здорово придумала! А деталь-то мне дашь? По надобности?

— Сам выточишь, — сурово сказала Света. — И чтобы с нормальной фаской!..

Кефир ребята выпили залпом — дружно булькая и дёргая кадыками.

— А ты, Светка, ничего, — одобрительно сказал Захар и, прищурившись, заглянул в широкое горло пустой бутылки. На верхней губе Захара остались смешные белые «усы», но он этого не чувствовал.

— Ещё что-нибудь есть? — спросил Фёдор, дожёвывая гренку.

— Неа.

— Жалко… Если будет — приноси. Мы пожрать любим.

Ребята действительно оголодали — Света как-то это чувствовала.

— Жениться бы! — вдруг сказал Захар. — Каша утром, борщ в обед и макароны с гуляшом на ужин… Свет, ты гуляш умеешь?

— Дурак. — неуверенно сказала Света. И, чуть помолчав, добавила:

— Умею…

В цех они вернулись дружной компанией. Прихрамывающий Фёдор рассказывал анекдот про Петьку и Василия Ивановича, Захар рукавом размазывал «усы» по щекам, Света звонко смеялась — не столько над анекдотом и «усами», сколько просто от хорошего настроения.

За открытой фрамугой окна наперебой цинькали пичуги, капель отбивала ритм вальса, а над потрескавшейся бетонной отмосткой, нагретой весенним солнцем, поднимался пар; пахло влажной тёплой землёй, горячей стальной стружкой и машинным маслом.

И Света почему-то — кажется, без всякой видимой причины — верила, что теперь у них всё будет хорошо…

— Ведьма ты, — одобрительно сказала Марья Степановна своей подруге Варваре, сидящей напротив.

По старой привычке они пили горячий чай с блюдец — так он был ароматней и вкусней.

— Значит, у девочки всё хорошо? — улыбнулась Варвара.

— Теперь эти оболтусы за ней хвостиками вьются, каждое слово ловят. Втрескались — по уши! Оба постриглись, приоделись, в цех приходят раньше всех, уже третий день двойную норму делают — лишь бы девчонка на них внимание обратила.

— А она что?

— Чистая душа. Радуется.

— Вот и славно…

В комнату, оклеенную обоями со звёздами, заглянул горбун Прошка: