Михаил Васильевич Ломоносов. 1711-1765

Наиболее примечательной фигурой был архиепископ Санкт-петербургский «смиренный» Сильвестр Кулябко (1701–1761) Внук гетмана Петра Апостола, Кулябко был непомерно тщеславен, однако ловко скрывал свое честолюбие под напускной кротостью. Проповеди его были напыщенны и невразумительны, но он умел их произносить медоточивым, задушевным голосом, умиляя слушателей сладким звоном торжественных и непонятных словес. Наставник в классе философии, а потом ректор Киевской академии, Кулябко, приехав в 1745 году на бракосочетание Петра Федоровича, сумел выделиться среди множества собравшихся архимандритов и остался в столице. В 1750 году он уже был возведен в сан Санкт-петербургского архиепископа. Кулябко потворствовал всем прихотям знати, давал всякие поблажки при исполнении религиозных обязанностей, разрешал устраивать домовые и походные церкви, которые теперь ставили даже в садах, возили за собой в Москву и т. д. Он носил длинные и широкие «казацкие усы» и был не лишен чувства юмора, чем ловко пользовался в своих целях. Про него рассказывали, что когда однажды Елизавета на приеме во дворце стала жаловаться, что ни один художник не может снять с нее портрет, который был бы похож, Кулябко, разгладив усы, неожиданно для всех сказал: «Предмет огорчения вашего величества составляет предмет нашей радости». — «Как так?» — изумилась Елизавета. «Потому что красота вашего величества неописанная», — ответил хитрый Кулябко. Неудивительно, что Елизавета ценила обходительного архиепископа, бывала в его кельях и постом говела в Александро-Невской лавре. Таковы были главные участники похода, предпринятого против Ломоносова.

В то время как в Синоде затевалось это дело, в городе появилась еще одна анонимная сатира, составленная кем-то из друзей Ломоносова, а может быть, и им самим. Сатира называлась «Суд бородам».

Не Парисов суд с богами,Не гигантов брань пою,Бороде над бородамиЧесть за суд я воздаю…

К самой главной «бороде над бородами» подступают другие «бороды», жалующиеся на поношение от сатирика и требующие над ним суда и расправы. Четыре «бороды» наделены портретными индивидуальными чертами, несомненно относящимися к членам Синода, учинившим доношение на Ломоносова. За ними темной тучей виднеются «разных тьмы бород вдали». «Бороды» одна за другой изливают свое негодование на дерзкого «брадоборца»:

Только речи окончалаБорода пред бородой,

Издалека подступалаТут другая чередой,И с-сердцов почти дрожала,Издалека заворчалаСквозь широкие усы,Что ей придало красы:«Я похвастаться дерзаю,О, судья наш! пред тобой:Тридцать лет уж покрываюБрюхо толстое собой.

Много я слыхала злого,Но ругательства такогоНе слыхала я нигде,Что нет нужды в бороде!»После той кричит сквозь слезыБорода вся в сединах,Что насилу из трапезыПоднялась на костылях:«Сколько лет меня все чтили,

Все меня всегда хвалили,А теперь живу в стыде,Сносно ль старой бороде!».

Ожесточенные «бороды» сообща измышляют казнь для «брадоборца»:

Борода над бородами,С плачем к стаду обратясь,Осенила всех крестамиИ кричала, рассердясь:«Становитесь все рядами,Вейтесь, бороды, кнутами,

Бейте ими сатану;Сам его я прокляну!»

Автор сатиры хорошо осведомлен, что «бороды» плетут на «брадоборца» тайные ковы и готовят с ним расправу:

Ус с усом там в плеть свивался,Борода с брадою в кнут;Тамо сеть из них готовят,Брадоборца чем изловят;Злобно потащат на судИ усами засекут…

В городе было известно, что Синод предпринял какие-то шаги против Ломоносова. Наиболее близкие к придворным кругам лица, конечно, знали и о представленном докладе императрице. Враги Ломоносова, притаившиеся в Академии наук, с часу на час ожидали его падения.

На него сочиняли глумливые стишки, которые прямо подбрасывали к порогу его дома. Один из таких стихотворных пасквилей был составлен даже на немецком языке. В июле 1757 года Герард Миллер, Николай Поповский, В. К. Тредиаковский и сам Ломоносов получили письма, якобы присланные из «Колмогор».