Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса»

Имя Джеймса Чалмерса (1841 — 1901) вписано в историю Новой Гвинеи. Выходец из бедной семьи (его отец был каменщиком), он после окончания начальной школы учился в английском миссионерском колледже, где наряду с богословием, методикой обращения «язычников» в христианство и различными ремеслами изучал и общеобразовательные предметы — историю, философию, естественные науки. От природы любознательный, обладающий гибким умом, Джеймс расширил свой кругозор усердным чтением — отнюдь не только Священного Писания. Исходя из церковных догматов о сотворении всех человеческих рас небесным Творцом, этот крупный, сурового вида шотландец и чернокожих «дикарей» считал за людей, старался понять их жизненный уклад. После десяти лет про-зелитической работы на островах Кука Чалмерс в 1877 году переехал на южное побережье Новой Гвинеи и вскоре стал неформальным главой английских миссионеров в Папуа.

Миклухо-Маклай обсуждал с Чалмерсом происхождение островитян, живущих в районе Порт-Морсби. Джеймс считал, что вопрос решится, «когда язык и мифология туземцев будут известны», на что русский путешественник отвечал: «Туземцы любят сказки, скоро их усваивают и хорошо помнят, хотя и примешивают много своего. Мифология поэтому никогда не может иметь одинакового значения с антропологическими наблюдениями». От обсуждения научных проблем собеседники перешли к актуальным политическим вопросам, и тут выяснилось, что их взгляды во многом совпадают. Они выступали в защиту человеческих прав островитян от посягательств чужеземных пришельцев и считали необходимым бороться против рейдов работорговцев и самой страшной угрозы — присоединения Юго-Восточной Новой Гвинеи к колонии Квинсленд, так как в этом случае их темнокожих друзей будет ждать печальная участь австралийских аборигенов [707]

.

Миклухо-Маклай прожил в резиденции Чалмерса более месяца, но, несмотря на прием больших доз хинина, «пароксизмы» не прекращались. Путешественник понял, что ему противопоказано пребывание в этих местах. К тому же нельзя было больше медлить с возвращением в Сидней, так как он получил известие, что после его отъезда процесс создания зоологической станции не сдвинулся с мертвой точки. 6 августа Николай Николаевич отправился на «Элленгоуэне» вдоль побережья Новой Гвинеи к Торресову проливу, чтобы на острове Терсди (Вайбин) сесть на пароход, останавливавшийся здесь на пути из Европы в Австралию.

Со дня отплытия из Ануапаты Николай Николаевич, похоже, перестал вести дневник. Во всяком случае, начиная с этой даты ни сами дневниковые записи, ни их версия, подготовленная автором к публикации, нам неизвестны. Приходится довольствоваться его записной книжкой и краткими сведениями, которые содержатся в некоторых письмах и статьях путешественника.

Несмотря на болезненное состояние и желание поскорее вернуться в Сидней, Николай Николаевич не смог побороть искушения познакомиться с созвездием небольших островов, расположенных в Торресовом проливе и у мыса Йорк — северо-западной оконечности Австралии. Поэтому он не воспользовался возможностью совершить быстрый переход на английской канонерке или торговой шхуне, а предпочел отправиться на «Элленгоуэне», которому было поручено посетить местности к западу от Порт-Морсби, где поселились тичеры, присланные Лондонским миссионерским обществом. До конца марта Николай Николаевич побывал в нескольких новогвинейских деревнях, а в апреле высаживался с «Элленгоуэна» на острова Эруб, Мер, Дауан, Сайбай и Мабиак (Мабуаиг) в Торресовом проливе. Миссионерский пароходик простаивал у каждого из этих островов не больше трех дней, но и за это короткое время Николай Николаевич успевал собрать обширную информацию о численности местных жителей, их этнорасовом составе, занятиях и особенностях культуры, своеобразии здешней фауны, приобрел несколько черепов и стал обладателем редкого сокровища: островитяне поймали дюгоня, и путешественник выменял у них голову животного, извлек и тщательно законсервировал его мозг, так как хотел продолжить в Австралии сравнительно-анатомическое изучение мозга — от акул до человека.

У ученого, как это не раз случалось в его жизни, словно открылось второе дыхание: ослабевший и измотанный злокачественной тропической малярией, он трудился буквально от зари до зари, делая краткие заметки и зарисовки в записной книжке. Восемь ее страничек, касающихся пребывания в Торресовом проливе, современная австралийская исследовательница А. Шнакел считает уникальным историческим источником [708].