Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса»

Отношение к Миклухо-Маклаю не было, однако, единодушным: в консервативных кругах ученой и чиновничьей бюрократии нашлись «правоверные», видевшие в путешественнике человека с вредными и опасными мыслями; зашевелились также завистники и интриганы. Никто из них не решился выступить против всеобщего любимца в печати, с открытым забралом. Но в кулуарах, шепотком распространялись разного рода сплетни и небылицы, даже обвинения в авантюризме и шарлатанстве. П.Н. Полевой, присутствовавший на всех чтениях Миклухо-Маклая и ставший свидетелем этой закулисной возни, с возмущением поведал о ней читателям своего издания: «"Помилуйте, — говорили одни, — что же он сделал? Привез какие-то рисунки, нового ничего не рассказал". <…> "Помилуйте, — говорили другие, — он ничего не привез, никаких коллекций". <…> Третьи, более бойкие на язык, решались даже негодовать: "Это шарлатанство! Какой-то недоучившийся студент! В Робинзоны играть вздумал, а теперь, когда мы ему понадобились, он приехал сюда нам очки втирать!"». Дав достойную отповедь этим злопыхателям, Полевой подчеркнул, что заметил среди них членов Географического общества [768]

.

Восторженный прием, оказанный Миклухо-Маклаю, повлиял на позицию П.П. Семенова. 30 сентября он отправил письмо министру внутренних дел графу Д.А. Толстому: «Имею честь представить Вашему Сиятельству краткую записку о Миклухо-Маклае и его деятельности и напомнить о том, что Маклай желал бы иметь счастие представиться Государю Императору. Я решился представить Вам записку о Маклае не раньше первого его сообщения, которое было встречено русским обществом с живым интересом и несомненным сочувствием к личности путешественника». Ответ, полученный Семеновым, гласил: «Государь Император изволит принять г. Маклая в среду 6 октября в 12 ч. в Гатчине» [769]

.

У Александра III была еще одна черта, которая играла важную роль в его отношениях с Миклухо-Маклаем: он нелегко сходился с людьми, но отличался устойчивой привязанностью к тем, кто ему однажды понравился. Оказывается, он впервые встретился с молодым путешественником еще весной 1871 года, посетив великую княгиню Елену Павловну в Ораниенбауме, и был увлечен его планом отправиться на далекую и неведомую Новую Гвинею, а впоследствии следил за его странствиями. Британский посол в Петербурге сообщил в 1886 году в Лондон со слов русского министра иностранных дел, что Миклухо-Маклай «весьма заинтересовал нынешнего императора, когда тот был цесаревичем, своими удивительными путешествиями в странах дикарей» [770]

.

Царская резиденция в Гатчине размещалась в построенном в готическом стиле дворце, в котором некогда жил Павел I. Дворец был одновременно и крепостью. Его защищали рвы со сторожевыми башнями, откуда потайные лестницы вели в царский кабинет. Дворец с примыкавшими к нему озерами и великолепным парком был обнесен высокой оградой, вдоль которой несли круглосуточную службу сотни полицейских и агентов в штатском, разъезжали казачьи патрули. Здесь, под надежной защитой, Александр III предавался радостям семейной жизни, ловил рыбу, охотился, принимал высших сановников, занимался другими государственными делами.

Император любезно принял Миклухо-Маклая, который доложил о проведенных экспедициях, не умолчал о своих нуждах. Царь внимательно выслушал нашего героя. Но особенно заинтересовалась услышанным Мария Федоровна. Через пять дней Николай Николаевич снова приехал в Гатчину, чтобы по желанию императрицы рассказать царской семье и придворным наиболее занимательные эпизоды своих странствий. Вероятно, уже тогда царь дал принципиальное согласие урегулировать финансовые проблемы Миклухо-Маклая, ибо 12 октября, накануне решающего заседания совета РГО, созываемого для обсуждения его запросов, путешественник позволил себе вместе с Суфщинским уехать на неделю в Москву.

«Златоглавая» превзошла Северную столицу по размаху, хлебосолью и торжественности, с которыми москвичи принимали Миклухо-Маклая. Еще накануне приезда ученого годичное собрание Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии (ОЛЕАЭ) избрало его своим непременным членом и присудило ему золотую медаль. 15 октября путешественник выступил с докладом о своих исследованиях на Новой Гвинее в Большом зале Политехнического музея. Послушать именитого гостя собралась «вся Москва», в том числе генерал-губернатор, митрополит, ученые, чиновники, местные толстосумы. Собралось более семисот человек. «Давка у дверей была страшная, — сообщал он младшему брату. — Наконец, толпа без билетов ворвалась. Женщины, как и в СПб., теснились и бросались вперед» [771].