Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса»

Уже через шесть дней, 16 декабря 1882 года, Миклухо-Маклай присутствовал на заседании Берлинского общества антропологии, этнологии и первобытной истории, руководимого Вирховым. На этом заседании он выступил в прениях по докладу немецкого орнитолога и этнолога Отто Финша с сообщением об океанийской керамике[786]

. Финш вернулся из длительного путешествия по островам Океании, имевшего не только научный, но и разведывательный характер. Николай Николаевич еще не подозревал, что Финшу предстоит сыграть зловещую роль в истории Берега Маклая.

Полностью расплатившись в Амстердаме со своим главным кредитором X. Я. Анкерсмитом, Миклухо-Маклай отправился в Париж. Здесь он встретился с Александром Мещерским, Наталией Герцен и семейством Моно. Габриэль Моно был президентом Парижского исторического общества, при котором в мае 1882 года основал клуб, названный «Кружком Сен-Симона». Клуб, занимавший особняк в одном из аристократических кварталов французской столицы, сразу стал важным центром интеллектуальной жизни Парижа. Здесь в непринужденной обстановке собиралась элита — известные политики, ученые, деятели литературы и искусства. Профессор Моно попросил Миклухо-Маклая посетить «Кружок Сен-Симона» и рассказать там о папуасах Новой Гвинеи. Председательствуя 28 декабря на этом торжественном приеме, Габриэль познакомил присутствующих с русским ученым, рассказал о его путешествиях, причем зачитал обширные выдержки из своей статьи о Миклухо-Маклае, напечатанной в «Нувель ревю». Николай Николаевич тихим прерывистым голосом произнес довольно путаную речь[787]

. Затем состоялся банкет, на котором, как тогда выражались, шампанское лилось рекой.

Куда более прозаическим и даже печальным был визит, который Николай Николаевич в сопровождении Мещерского нанес на следующий день тяжелобольному Ивану Сергеевичу Тургеневу. Писатель жестоко страдал от болезни и мало верил в успех ожидавшей его очередной урологической операции. Тургенев вспомнил их первое знакомство в Веймаре, расспросил Миклухо-Маклая о его путешествиях и планах на будущее, подробно рассказал о своей болезни. После ухода Мещерского разговор перешел на отвлеченные темы. Путешественник не очень тактично поднял вопрос о старости и природе счастья, и Иван Сергеевич ответил, что в некотором роде счастлив, несмотря на смертельный недуг, так как на закате своих дней уже почти что ничего не желает.

Накануне визита Миклухо-Маклай дал знать Тургеневу, что хотел бы достать брошюры, написанные коммунарами о их жизни в ссылке на Новой Каледонии, и Иван Сергеевич тут же послал записку старейшине русских эмигрантов в Париже П.Л. Лаврову с просьбой срочно доставить ему эти брошюры. Вероятно, Миклухо-Маклай, получив письмо крестьянина Киселева, продолжал обдумывать план создания русской переселенческой колонии в Океании, и ему важно было учесть опыт ссыльнопоселенцев на Новой Каледонии, которые, как он убедился в 1879 году, сумели адаптироваться к непривычному для них тропическому климату и успешно занимались различной хозяйственной деятельностью. Но ко времени посещения Тургенева путешественником эти брошюры не были доставлены, и остается неизвестным, выполнил ли Лавров просьбу писателя и тем более дошли ли эти материалы до Миклухо-Маклая.

Николай Николаевич впоследствии написал воспоминания о визите к Тургеневу, которые были обнаружены в его бумагах Л.Б. Модзалевским и впервые опубликованы в 1933 году. Воспоминания написаны сдержанно и раздумчиво, с огромным пиететом к великому писателю[788]. Что же касается Тургенева, то он дал в своем дневнике такую оценку «знаменитому путешественнику», которая несказанно оскорбила бы и обидела Миклухо-Маклая, если бы он о ней узнал: «Черт знает почему мне кажется, что ведь этот господин — пуф и никакой такой работы после себя не оставит»[789]. Биографы Миклухо-Маклая либо умалчивали об этой оценке, либо приписывали ее крайней раздражительности терзаемого болезнью Тургенева, бестактному поведению путешественника во время беседы или недостаточной осведомленности Ивана Сергеевича. Последний аргумент не выдерживает критики, так как Тургенев постоянно интересовался деятельностью Миклухо-Маклая и получал подробную информацию от Мещерского и Наталии Герцен, с которыми часто виделся в Париже. Похоже, писатель знал, что Маклай нередко «разбрасывается», не доводит до конца начатые предприятия и до сих пор не ознакомил читающую публику с основными результатами своих путешествий и исследований. Мудрый старик предположил, что Николай Николаевич может уйти из жизни, не сумев сказать свое слово в науке.