Милая , 18

Все начали всматриваться в серый туман. Анд­рей поднес к глазам бинокль. Там! От деревьев отделилась тень. Плохо видно. Нет, точно. Идет по полю. Андрей подождал еще минут пять. Теперь лучше видно. Один человек.

Сволочь проклятая, так бы и разбил твою пар­шивую голову, подумал Андрей. Человек остано­вился. В руках у него был белый флаг.

Андрей выскочил из траншеи и пошел по бывше­му картофельному полю, сплошь изрытому ворон­ками. Множество глаз с обеих сторон смотрели на него и на немца. Андрей остановился в нескольких шагах от него. Полковник. Довольно безликий, никак не назовешь белокурым арийцем —  ему было, видимо, не по себе стояние у всех на виду.

Они довольно долго молча смотрели друг на друга.      

—     Вы ответственный? — спросил наконец немец.

—     Да.

—     Что у вас?

—     Сорок семь человек из нейтральных стран, работники Американского посольства, и восемь­десят ваших людей. Документы проверены, — от­ветил Андрей, глядя ему прямо в глаза. Ответил на идише, хотя хорошо говорил по-немецки.

—     Приведите их сюда, я провожу их через наши линии.

—     Вы нам должны триста девяносто поляков. Я приведу сюда и эвакуируемых, и ваших людей, когда вы приведете моих соотечественников.

Андрей ясно дал понять, что не доверяет пар­ламентеру. В глазах Андрея светилось желание задушить его, а взгляд немца говорил: ”Смотри, не попадись мне, когда мы войдем в Варшаву, еврейское отродье!”

—     Я уполномочен передать, что наш командую­щий предлагает сдать Варшаву во избежание не­нужного кровопролития.

—     Я уполномочен передать ответ нашего мэра, если ваш командующий сделает подобное предло­жение. Нет.

Немец посмотрел на часы.

—     У меня займет минут шесть привести сюда ва­ших людей. Они собраны в том лесочке.

—    Я подожду.

Немец щелкнул каблуками, слегка поклонился и пошел назад через поле.

Прошло ровно шесть минут. Немец был точен. Группы людей медленно выходили из леса и на­правлялись через поле к Андрею. Андрей повер­нулся к своим и поднял руку. По этому знаку одну группу повел к нему Томпсон, другую — не­мецкий офицер из пленных. Обе группы быстро подошли и стали рядом с Андреем. Андрей снова посмотрел в сторону леса, обеспокоенный тем, что пленные поляки так медленно приближаются.

—    Что-то там неладно, — сказал Томпсон.

Андрей поднес бинокль к глазам, но тут же опустил руку и лицо его исказилось.

—          Ничего удивительного, что они предложили пятерых за одного, — сказал он. — Они отдают нам только тех, кто без рук и без ног.

—          О Господи! Можно идти, Андрей?

—          Идите, но медленно, я хочу, чтобы эти не­счастные оказались в безопасности раньше, чем вы дойдете до леса. Кто знает, что могут немцы еще выкинуть...

Американцы направились к вражеским линиям, стараясь не смотреть на страшную группу, дви­жущуюся им навстречу.

Андрей спустился в траншею.

—    Что там наверху? — спросил Крис.

—    Сам посмотри.

Крис взял у Андрея бинокль. Около четырехсот безруких и безногих людей двигались к Варшаве. У кого осталась одна рука, нес носилки с теми, кто остался совсем без ног. А у кого осталась одна нога, прыгал на ней, падая на неровных местах.

—    Пошлите людей помочь им, — приказал Андрей лейтенанту.

Солдаты бросились помогать и вернулись вмес­те с инвалидами. Вдали снова забухала артилле­рия, а над головами полетели первые немецкие бомбардировщики, возвещая начало нового дня.

*  *  *

Кристофер добрался до Вронских в Жолибож уже вечером. Подойдя к дому, он услышал знакомые звуки. Рахель играла на рояле. Как хорошо, что Деборе удается держать их в руках, не давать им впадать в панику и отчаяние. Стефан с облег­чением вздохнул, когда Крис обнял его, потому что знал, что ”мужские обязанности” по дому на время визита Криса с него снимутся.

Дебора в кухне успокаивала рыдающую Зоею.

—     Бедняжка, — обернулась она к Крису, — се­годня во время бомбежки погибла ее сестра.

Крис принес из комнаты коньяк и дал Зосе вы­пить. Они помогли ей встать, отвели в спальню Деборы, уложили и послали Рахель со Стефаном присмотреть за ней.

Зося кричала, что хочет к сестре.

—     Нет, милая, там опасно, стены совсем раз­рушены. Успокойтесь.

Дебора взяла в кабинете Пауля таблетку сно­творного и заставила Зоею принять ее. Вскоре Зосины рыдания перешли в тихий плач.

Крис отвел Дебору в другую комнату.

—     Бедная женщина, — говорила Дебора, — у нее больше никого нет, кроме непутевого сына, а может, и его уже нет, от него ни звука с тех пор, как началась война.

—     У нее есть ты и дети!

—     Дети держатся замечательно. Сколько так может продолжаться?

—     Я только что говорил с мэром. С минуты на минуту все может кончиться.

—     Иногда мне кажется, что я буду даже рада, если немцы займут Варшаву, все равно хуже уже некуда. Ты видел кого-нибудь?

Крис кивнул.

—     Я была в приюте, — продолжала Дебора — Су­санна волнуется за Ирвина. Она его уже три дня не видела.

—     Рози в порядке. Мы с ним только что рас­стались.

—     Как Габриэла? Ты ей передал, что я пред­лагаю ей перебраться сюда? Здесь безопаснее, чем в центре города.